В деревне Руссконицы остался один Николай Васильевич. Бегал по ней в портках, а теперь заваривает чай и смотрит на брошенные окна. Так он стал ниткой и сшил царей, колхозный реализм и смерть села в громком смысле. А 47news на минус тридцати да в трехстах километрах от Петербурга нашел пособие того, о чем уже забыли говорить.
-Ты не замерз? У тебя там минус тридцать.
- Я знаю, что тридцать. А в доме плюс двадцать.
- Куры не замерзли?
- Нет. У молодых нормально, старым водички подлил.
- Что будешь делать? У тебя то света, то газа нет. Может, домой поедешь?
- Что я там, в городе, забыл, — усмехается в разговоре с женой 67-летний Николай Михайлов, единственный житель деревни Руссконицы в Лодейнопольском районе Ленобласти. Сам он, впрочем, себя таковым не считает. Говорит, есть еще дачники, они летом в пару домов приезжают. "А за озером фермер, у него три коровы", - аргументирует свою неисключительность Николай Васильевич.
Кто вдруг соберется в Руссконицы, сообщим, что 230 километров от Петербурга поезд "Ласточка" пролетает за три часа. На вокзале Лодейного Поля вас встретят три таксиста. И если праздники, то привокзальная площадь будет пуста. Только по левую руку от вокзала подает признаки жизни интим-магазин. Еще сорок пять километров по заснеженной грунтовке в компании молчаливого шофера, и вы на месте.
Связь пропадает на полпути, телефон становится просто часами. Поэтому, кстати, мобильный нашего героя не совсем мобильный. От аппарата тянется провод на крышу, а там антенна.
Для любознательных скажем, что по данным первой всероссийской переписи населения в 1879 году, при Николае II, в Руссконицах жили 186 человек. Во времена расцвета НЭПа, 1927 году — 150 душ. Когда Гагарин сказал "поехали", в 1961-м, - осталось девяносто. К концу 90-х здесь грустили 12 селян, а с началом первого кризиса в 2007 и вовсе трое. К 2010 остался один. Сохранившихся дворов в деревне штук пять. До цивилизации, в виде опорного пункта полиции, с полсотни верст. Да это уже и не важно.
- Я здесь не постоянно живу - лето, зиму, а в марте жена приезжает — поджаривая хлеб в тостере, рассказывает Михайлов и ворчит на Ленэнерго. "Свет - то есть, то нет. Звоню им, а они дизель присылают к ночи. А на кой черт мне свет ночью?Прямую линию с Путиным из-за них пропустил. Но их понять можно, линия через лес протянута, и когда снег идет, то деревья валятся".
На заднем фоне работает телевизор, диалоги героев фильма "Не валяй дурака, Америка" подчеркивают отечественную обстановку. Посреди дома набеленная печь, рядом тахта и стол с бутербродами. Единственная соседка Михайлова, овчарка Джекки, гипнотизирует колбасу, но не покушается. Хозяин заваривает чай. Наше угощение в виде бутылки настойки принимает равнодушно, выпить отказывается.
Михайлов родился в Лодейном Поле, мать работала банщицей, отец - кузнец из Мурманска. Он умер, когда Коле было два месяца. После школы отправился служить в ракетную часть в Магдебурге, что грозила еще тому НАТО из ГДР. Когда вернулся, уехал вслед за братом в Челябинск. Там сел за "баранку" грузовика и больше из-за нее и не выбирался. Вернулся в начале 90-х, мотался на бензовозе по всей Ленобласти, в 2000-х водил пассажирский автобус, лет пять назад вышел на пенсию. В Петербурге у него внуки.
- Здесь дом моей тетки был. Она в колхозе "Борец" поблизости работала. Я все детство провел у нее. Жизнь здесь была, конечно. Мы на озере все время торчали. Хотя уже тогда деревни пропадали. Мать моя из деревни Юбиничи, это неподалеку. Так вот, когда я маленький был, то та деревня уже сходила на нет.
Хозяин берет затертый справочник-карту и перечисляет: Шутиницы, Кукас, Мальдиничи, Чука, Падала. Некоторых и след простыл, а в других местных нет, только дачники ближе к теплу приезжают. "Или на снегоходах погонять".
Выходим на улицу. Мороз такой, что пальцы на iPhone перестают слушаться через минуту. А курицам в домике нипочем. "Тепло там у них, нормально", - показывает Михайлов.
- Вот здесь муж с женой, пенсионеры, жили да померли. А это дом моей тетки, вишь, какой здоровый, в задней части тогда скотину держали. Вот в этом доме муж помер, так жена переехала. И, правда, зачем это женщине. А здесь бабуля 90-летняя жила, да за ягодой пошла летом и не вернулась. Нашли неподалеку, приступ хватил, — рассказывает Михайлов и ворчит, мол, на кой черт эта ягода сдалась, и продолжает меланхолично отсчитывать историю вымирания.
Еще егерь жил, да год назад сгорел с приятелем. Может, пили, кто ж его знает.
Кстати, некоторые дома выглядят пригодными для жилья, от этого смотреть на них неприятно, что-то вроде страха просыпается.
- Карточку купил под Новый Год, да потратить не успел. Автомат работать перестал — берет трубку нового телефона-автомата закрепленного на столбе.
- Кладбище есть, тетка там похоронена. Но хоть сейчас хорони кому нужно, правда, отпеть не получится. Церковь даже при СССР была, да разрушилась, - посмеивается Михайлов, глядя на замерзшего корреспондента минут через десять прогулки по скрипящему снегу пустой деревни.
Уже в редакции Google подсказал, что речь идет о церкви Димитрия Ростовского, построенной в 1878 году. Числится за Лодейнопольским благочинием Тихвинской епархии.
- Что делать будете сегодня? - спросил 47news перед отъездом.
- Кашу Джеки сварю. Только вот газ в баллоне замерз, — задумчиво ответил Михайлов.
- А завтра? - хотел точности корреспондент.
- А что захочу, то и буду, — улыбаясь, ответил руссконец.
По дороге в город корреспонденту пришел на ум затертый до дыр вопль "деревня в России умирает". Об этом уже устали говорить, а телевизор гнет тезис в обратную сторону. Ну, если так, то вопрос нужно изучать. Пособие 47news вроде нашел, как и архивариуса этого процесса.
Виктор Смирнов,
47news