Шлиссельбургу надоело мыть детей под струйками ковшиков, топить печки и ходить в грязи. Ещё противнее им знать, как тепло тем, кто ими руководит. 47news показывает, как зарождается протест в бараках.  

Шлиссельбург, где проживает 15 тысяч человек, в воскресенье, 15 декабря, превратится в электоральную столицу России. На внеочередных выборах на 16 мандатов претендует 99 человек, наблюдать за ходом голосования приедут полсотни активистов со всех регионов России. Так уж случилось, что из правительства следить за процессом будет некому, - до сих пор нет нового вице-губернатора по внутренней политике.

Схлестнутся здесь не столько партии, сколько миры. Долгое время город был под руководством Дмитрия Василенко, ныне сенатора. По сути, занимая должность мэра непосредственно Шлиссельбурга, а позже совмещая её с позицией главы совета депутатов Кировского района, его руководство территорией началось в 2001 году и прервалось в июне 2018-го.  Тогда большинство в местном парламенте взяли коммунисты во главе с Владимиром Номеровым. За это время властями региона, что в данном случае подразумевает и фигуру Василенко, было сделано всё для рассыпания красного совета. Самого Номерова успели выгнать из КПРФ. 

Как рассказывают погружённые в тему, политическая краска здесь перемешалась — и в команде единороссов есть люди Номерова, сам он идёт самовыдвиженцем, хоть просил помощи в том числе у ЛДПР, и среди коммунистов есть те, кого проводит "ЕдРо". Так что расклад, по сути, как век назад: вы либо за царизм, либо за новый миропорядок. 47news съездил в город-ключ и в течение светового дня пообщался с жителями, надеясь понять, кто бы победил, если бы голос людей учитывался здесь и сейчас. 

Отвоёванный Петром Первым у шведов за год до рождения Санкт-Петербурга, сегодня уездный город Шлиссельбург поражает своей неухоженностью. Туристический сезон давно закрыт, поэтому на причале нет очередей на катер до крепости и красоваться не перед кем. Первым делом, как приличные люди, идём к зданию администрации, что в ста метрах от привычной точки скопления иностранцев. Зефирного вида трёхэтажка, уютно дополняемая триколором. Внутри — вахтёрша, строго замечающая на вопрос об отсутствии признаков агитации, что "её тут не положено". Информационные щиты скупы, но о выборах, объясняет собеседница, и так все знают.

- Вот вам газетка. Я десять лет сижу в администрации, как вы думаете, за кого буду голосовать? Вообще, мне всё равно, кто здесь власть, я человек маленький, - бойко выражает она свою позицию, незаметно всучивая экземпляр "Невского истока".

Благодушно пропускает в туалет, и это фатальная ошибка. На месте власти, кто бы её ни взял, я бы запретила такие широкие жесты. Уборная рассказывает всё и об этом городе. Из крана течёт жёлтая вода, сбоку - цинковое ведёрко, на трубах висят тряпки, из стены выбиты куски кафеля, дыра в полу заделана деревяшкой.

Тут же, на улице, крутится пока ещё мэр Владимир Номеров. Кокетливо замечает, что на фотографиях получится плохо из-за небритости, но в целом он, кажется, доволен. Как раз с утра проходили обыски у экс-главы администрации Шлиссельбурга Николая Хоменко, а подтолкнул следствие к действиям сами понимаете кто.  "Эти ещё почему здесь? Володя, я же тебя предупреждал не трепать", - улыбается из Mercedes следователь, останавливаясь возле нас. 

- Что ж у вас так грязно-то? - возмущаюсь я, тратя десятую салфетку. 

Мэр не слышит, к нему подходят люди, прощаемся.

На задворки администрации любопытствующим тоже надо бы перекрыть проход. Заросший мхом сальный козырёк, ведущий в подвал и пристройку, облупившийся фасад, не попадающие друг в друга куски ливневой трубы, нечто прикрыто одеялом. Вышедший было покурить рабочий отдела благоустройства нехотя, но рассказывает, что про предстоящие выборы знает. "Что толку-то? Сколько на них хожу, ничего не меняется", - деловито отмечает он, и, будто виновато, добавляет, что здание чуть ли не при Петре было банком и сейчас стоит на балансе специализированной ассоциации.

- Говорят, здесь публичный дом был? - уточняю я легенду, но собеседник её не подтверждает.

Обернувшись, можно увидеть дровяные склады, похожие на типичные ряды гаражей, только уже в ширине. Логика подсказывает, раз их не снесли, с отоплением всё не очень. По каменным двухэтажкам не понять, обитаемы ли они — в некоторых комнатах выбиты окна, но видна посуда.

Пожилая женщина в чёрных штанах и с палкой, говоря о воскресенье, обещает, что "придёт, если доползёт". "Только за новых буду голосовать, только за новых", - признаётся в электоральных предпочтениях она, но не уточняет, кого подразумевает под "новыми". 

Перед входом на улицу Жука лучше бы поставить и вовсе забор. Хотя его сделала природа: сегодня лишний глаз не захочет сюда пробраться из-за грязи и луж, которые сложно обойти, не познакомив сапоги с жижей. Взор упирается в деревянные двухэтажные дома-бараки, рассчитанные на два подъезда по четыре-шесть квартир в каждом. Люди пытаются здесь жить, и жить хорошо. 

Вот квартиранты первого этажа обложили свою часть фасада сайдингом, поставили на карниз фигурки гномиков, а внизу выстелили кирпичом. Много спутниковых тарелок, так что за вещание федеральных каналов можно не беспокоиться. Есть крепкие пластиковые окна, есть прогнившие. На дворе можно увидеть ту самую картинку из букваря: на нём трава, а на траве — дрова. Кто-то укутал свою вязанку чёрным полиэтиленом, у кого-то хозяйство запихано в деревянную пристройку. Подъезд без замка, так что сразу ощущаешь, насколько смелые здесь живут. Прямо по отколупавшимся перекрытиям проложены провода.  

Такие же условия на соседней улице Ульянова и во всём близлежащем квартале. Внешне всё вместе это напоминает летние дачи из кинофильмов про советское счастье — есть балкончики и бельевые верёвки. Только на экране обычно их показывают в чёрно-белом варианте. Зайдя внутрь, убеждаемся, что в почтовые ящики вложены извещения, приглашающие на те самые выборы. Кое-где торчит и квартплата, и там сказано, что за жилищно-коммунальные услуги проживающим нужно отдать государству по две тысячи рублей, если речь о трёшке. Запах зависит от того, насколько плотно закрыта входная дверь. Если наглухо, то в голове начинает зудеть.

Зато никто не сможет критиковать доступность инфраструктуры для маломобильных — и людей, и животных. К двум ступенькам на входе обязательно приставлен пандус, а котикам сделана дырка в двери. В одном из домов мы всё же встретили агитационный материал. Из ящика торчал призыв голосовать за единоросса Маслакова. Пушистый житель с зелёными глазами отвлёкся от своих кошачьих дел и даже согласился попозировать в объектив. После кадра ускакал по деревянной лестнице. Кстати, есть надежда, что бумажку не выкинут: с другой стороны - календарь с открыточном видом на родину.

Одну из дверей открывает женщина в синем домашнем халате. Услышав про повод, сразу ахает: "За прошлую команду голосовать не буду. Вы же видите, как мы живём, и знаете, какой у него дом?" Заранее забежав вперёд, скажу, что тот "дом" для жителей Шлиссельбурга — определённый символ, будто для пролетариев дворец. Об этом строении знают все, в том числе подскажут, как до него доехать.

Собеседница Людмила выглядит не старше шестидесяти, но говорит о себе как о старой. Трёхкомнатную квартиру 32 года назад получил муж, работавший на Невском судостроительно-судоремонтном заводе. Тогда у них уже было трое детей и, чтобы не закупать дрова для отапливания всех комнат, в одной на пол клали одеяла — было не так холодно. Сегодня в этой же квартире растут трое внуков, но они ещё малыши, и топить надо получше. В месяц уходит по пять-шесть кубов дров, а это семь-восемь тысяч рублей. Минимум. 

- Года три назад у нас сгорел сарай. Мы ходили в мэрию, просили помочь. Думаете, кто-то из них помог? Этим богатым до нас дела нет. Так что я буду голосовать за пролетариев. У нас даже ванны нет, а эти..., - готова поговорить она о своём бытье.

- Как же вы моетесь?

- Хожу по друзьям, знакомым, у кого есть ванна.

- А дети? Их же каждый день надо мыть.

- Ну как... в тазики набираем воду и моем.

О процессе помывки в тазиках хорошо в своё время писал Эмиль Золя, подводя читателя к причинам великой французской революции. Но в этом подъезде вспоминать европейского писателя не стоило, хотя бы потому, что два века назад людей грела хоть какая-то надежда.

- Говорят, мы войдём в программу расселения. Но сначала Пролетарская, а потом, после 2025 года, только мы. Вообще, лично я уезжать не хочу. Переселят на окраину, у нас тут озеро.

- Просто вы привыкли.

- Так прошла вся моя жизнь.

Неспешно вышагиваем к местной больнице. Рядом со Шлиссельбургом проходит Мурманское шоссе, потому часто привозят тяжёлых больных. Но иногородних встречает стальная железная дверь, когда-то покрашенная в розовый. Белым — ободряющая надпись: "здохните". Будто мы в Донецке, а написали это друг другу солдаты. Поднимая глаза, понимаешь, что это предсказание, а не угроза. Крепкое двухэтажное здание, выкрашенное когда-то в жёлтый, не похоже на жилое. Где-то вместо стёкол фанера, где-то — кирпич, а где-то горит свет. Спрашиваем, выясняется, что построено до войны, а в восьмидесятых было закрыто. Снести не снесли, оставили в качестве приюта больничной администрации и кабинета стоматологии. 

Один из новых корпусов больницы, где приёмный покой, четырёхэтажный, но жива только часть. Примерно четверть не застеклена и уже принято решение её разобрать. К такому городскому пейзажу, когда здесь новое, тут же лужа, а рядом древнее, сложно привыкнуть, но всё же это дело вкуса. Фельдшер и водитель скорой помощи, завершая помывку автомобиля, говорят кратко:

- Мы не за прошлых и не за позапрошлых. Нам тут их всех не надо, - серьёзно аргументируют они свою позицию.

- В больнице тоже жёлтая вода? - уточняю я с долей надежды, ведь от липкого ощущения надо как-то избавиться.

- Как же иначе, если трубы все старые? У нас есть специальные обеззараживающие таблетки, да и воду мы отстаиваем.

Напротив Благовещенского собора мы застали мужчину в стоптанных ботинках, свитере с ромбиками и куртке нараспашку. Сидя на лавочке, он долго распекал всю предыдущую власть за то, что они не смогли "выполнить единственное обещание — отремонтировать навесной мост". Каждый приходящий в город, по его наблюдению, до выборов говорит, что обязательно это сделает, а после заявляет, что местечко станет пристанищем для наркоманов.

Майкл Огнев

- Там у них, - машет рукой в сторону озера, - у них элитные коттеджи, а мы сами видите, как живём. Себе-то нормальные дороги сделали, а мы вот, - добавляет он.

На выборы собирается, но "точно за кого угодно, кроме тех, что уже были". 

Подойдя к тому самому мостику и окончательно испортив сапоги, натыкаемся на еще одного аборигена. Долго ругает власть, периодически переходя на мат и под конец объясняя, что имеет в виду петербургскую. "Там этого выбрали, Беглова", - подытоживает он.  

Доехав до того места, куда послали добрые жители, останавливаемся возле жёлтого двухэтажного дома на берегу Новоладожского канала. Над входом выгравирован скрипичный ключ, видимо, указывающий, что внутри живёт какой-то музыкант. Именно это строение считается домом Василенко. Хотя, по данным Росреестра, с 2013 года недвижимость принадлежит секретарю "Единой России" Кировского района Михаилу Коломыцеву. Так что народ давно ошибается.

Дорога здесь и правда ровнее, чем в городе, но ямы встречаются тоже. Микрорайон называется "Прохоровская дача", здесь в девятнадцатом веке начал свою жизнь Александр Прохоров, руководивший городской думой Шлиссельбурга сто лет назад. Если ехать вдоль канала, там будут разные по архитектуре домики, отличающиеся друг от друга цветовой гаммой и претендующие на оригинальность. Местечко скорее напоминает важное садоводство. Но после встреченных бараков глаз радуется чистоте. Впрочем, мужчина в спецовке, явно бежавший на работу, выплеснул своё отношение к выборам так: "Я за коммуняг".  Я хотела поддержать: "А я за большевиков". 

В той местности, где есть новостройки, встретили женщину в меховой шапке, тоже объяснившую, что она думает про культовый дом. "Лучше бы администрацию построили", - дала совет на будущее всем. Заодно вспомнила, как однажды попала на приём к Дрозденко. Он ей пожал ручку, улыбнулся, и это так крепко засело в памяти, что пожелай он вдруг стать мэром Шлиссельбурга, она бы его выбрала. Но Дрозденко сюда не пойдёт. 

- Этот, я понимаю, общается, как положено. Так и надо вести себя, а не то, что это всё, - дала ещё один совет она.

Покрутившись, случайно выезжаем на улицу Пролетарскую. Она вся состоит из деревянных домов по типу тех, что мы видели в начале знакомства с городом. Во дворике одного из них застаём двух мужиков. Говорят, у них ненормированных рабочий день и ещё непонятно, смогут ли уделить кусок воскресенья для изучения бюллетеня. Заняты они тем, что устраивают на салазки что-то напоминающее батарею, высунув из гаража. На таких трудягах, зарабатывающих на сдаче металлолома, обычно и держится наш конституционный строй.

На дверях подъездов вывешено объявление, повествующее о попадании в программу расселения аварийных домов. Срок исполнения — не позже 2025 года. Битые окна, лохматая собака, детские качели, отремонтированные куски фасада, пластиковые рамы. Зябко становится, если думаешь, что тут творится по вечерам, а как прожить ещё шесть лет — и вовсе неприятно. Помещения явно жилые, кто-то вносит, кто-то выносит вещи. Обращаюсь к круглолицему мужчине с детскими игрушками в пакетике, но он широко улыбается. "Я с Украины приехал в гости. Слава Богу, я тут у вас не живу". Оглядевшись на черноту, не нашла, что возразить.

Возле детского садика воспитательницы встречают попытку побеседовать о выборах холодно. "Я вообще вне повестки", - сообщает одна, в синем пальто, в очках. Подкалываю, мол, понимаю, что им как бюджетникам объяснили, где ставить галочки. 

- У меня что, своего мнения нет? Ни Василенко, ни тех, кто после него, больше видеть не хочу. Все надоели, - вспыхивает её коллега, рассказывая, что накануне "кто-то из кандидатов приезжал, а кто — она не помнит". Вместе быстро ретируются.

Ещё две дамы, гуляющие с собачкой, сходу шикают: "Надоели вы со своей политикой".

В середине улицы — заброшенное здание школы,  а напротив, вдалеке, виднеется кран у новой и красивой, строящейся. Довести до ума её должны были пять лет назад. Если посмотреть влево, насквозь, можно приметить красные стены самого неприятного долгостроя Ленобласти. Чуть повернёшь голову — и вот уже серый каркас другого мёртвого жилого комплекса. 

Хочется щёлкнуть пальцем — и чтобы всё это исчезло из памяти.

 

Юлия Гильмшина,
47news

 

фото и видео: Майкл Огнев