Напоследок окровавленный японский князь что-то сказал в немом кино. Но было видно, как на четвереньках уползает русский генерал. Ленту запретили, автор внакладе не остался.
В 1905 году предприимчивый ростовчанин Пантелеймон Кобцев (1864-1932) переселился с Дона в экзотический Харбин и под Рождество открыл здесь первый синематограф. "Французский электрокинематографический театр" загадочно и манко гласила вывеска. Не менее интригующе звучали названия кинолент, которые Кобцев предусмотрительно привез с собой: "Бедная мать", "Дьявол на паровозе", "Управляющий-поджигатель", "Тайны испанской инквизиции". Это были самые хитовые фильмы того времени. Впрочем, и для сегодняшних новостных лент – заголовки в самый раз. Говорят, что на показах тех же "Тайн" с дамами начинались истерики и обмороки, по коей причине врачи требовали отмены сеансов. Ага, щас! Публика принимала все это дело на ура. Соответственно, и сборы были колоссальные.
Но Пантелеймон не только удачливый бизнесмен. Он еще и неплохой фотограф, и сам умеет ручку киноаппарата крутить, и вообще не чужд творческих экспериментов. Вскоре Кобцев начинает сотрудничество с российским кинопромышленником итальянского происхождения Антонио Михайловичем Дон-Отелло (Донателло). Сей оборотистый ухарь за короткий срок умудрился стать главой огромной кинопрокатной сети, охватившей всю Сибирь и имевшей отделения во всех крупных городах – от Урала до Тихого океана. По одной из версий, именно Дон-Отелло заразил Кобцева идеей постановки на поток хроникальных съемок, и Пантелеймон с головой погрузился в документальное кино. Фильмы снимал самостоятельно, выпустив в общей сложности не менее двух десятков видовых картин: "Приезд командующего войсками Иркутского военного округа генерала Никитина в Харбин", "Полеты авиатора Седова на иркутском ипподроме", "Охота на медведя", "Жертвоприношение иркутских бурят-монголов". … В ипостаси кинодокументалиста Кобцев был неутомим и пронырлив. В наши времена его назвали бы удачливым папарацци. Он снимал не только безопасный официоз и безобидную этнографию, но и пролезал со своим аппаратом туда, куда нельзя. Например, умудрился заснять сцену смертной казни хунхузов, а некоторое время спустя, рискуя жизнью, зафиксировал на кинопленку жуткие картины эпидемии чумы в Маньчжурии (фильм "Город чёрной смерти Харбин", 1911).
Получить небольшое представление о методах работы первого харбинского папарацци можно из дневника основателя Православной церкви в Японии, архиепископа Николая Японского (в миру – Ивана Касаткина):
"21 февраля / 6 марта 1910. Воскресенье. Явился русский синематографер – на карточке: "Пантелеймон Васильевич Кобцев. Синематограф" – просил позволения снять для кинематографа наше богослужение. Как же можно! Для представления, точно в театре, – нельзя! Зато он установил свой аппарат против Собора и ловил всех выходящих по окончании Богослужения. Поймался и я, совсем неожиданно; на крыльце ветер рвет полы платья и крест, я обертываюсь туда и сюда, защищаясь от ветра, кругом копошатся дети, а ручка аппарата бешено крутится – слишком поздно уж я это заметил – хороша картина выйдет, нечего сказать!" (ист. - равноапостольный Николай Японский (Касаткин). Краткий миссионерский дневник. Том V)
Летом 1909 года японское правительство вынесло решение об аннексии Кореи. Огромную роль в ее подготовке сыграл японский генеральный резидент в Корее, князь Хиробуми, незадолго до того формально вышедший в отставку. Еще при жизни прозванный Японским Бисмарком.
Корейцы его ненавидели, а самые радикально настроенные мечтали убить. А вот русские относились к персоне князя много спокойнее. Тот же министр Витте и вовсе называл его "замечательным и даже великим государственным деятелем Японии". В начале октября стало известно о предстоящем визите Хиробуми в Харбин. Понятно, что такую жареную тему документалист Кобцев упустить не мог. Уж какими правдами-неправдами он умудрился попасть на оцепленный силовиками вокзал, но факт остается фактом: 26 (13) октября 1909 года, в день приезда князя, на перроне присутствовали несколько фотографов, но кинооператор был только один. Как потом не без зависти признает Дон-Отелло: "И ведь так деликатно установил аппарат, что корейцы, задумавшие на Ито покушение, даже не обратили никакого внимания".
Убийство князя Хиробуми готовилось тайным антияпонским обществом. Изначально привести в исполнение план покушения предполагалось на станции Цайцзягоу, через которую должен был проследовать князь. Но что-то у заговорщиков не сложилось. И тогда один из боевиков группы – командир взвода партизанского отряда (Ыйбёна), католик по вероисповеданию Ан Чжун Гын в одиночку отправился в Харбин. К слову, название этого Ыйбёна в переводе на русский звучит как "Общество отрезанного пальца": каждый, в него вступавший, должен был отрубить себе фалангу безымянного пальца и на флаге Кореи кровью написать иероглифы клятвы борьбы за ее свободу и независимость.
В назначенный час тридцатилетний Ан Чжун Гын без особых проблем сумел попасть на перрон Харбинского вокзала. Почему так? Да потому, что кореец. Представители японского консульства пожелали, чтобы князя приветствовало как можно больше японских подданных, тогда как русская администрация Харбина, напротив, стремилась ограничить доступ путем введения спецпропусков и приглашений. О том, что случилось в тот роковой день, газета "Русское слово" оперативно отписала так:
"Князь Ито был встречен на вокзале В.Н. Коковцевым и русскими властями. Беседуя с Коковцовым, князь Ито обошел фронт, здороваясь с русским караулом. На вокзал впускали по билетам. Исключение, по просьбе японского консула, было сделано для японских подданных, пропускавшихся беспрепятственно. Среди группы японцев стоял и убийца. Протиснувшись сквозь ряды чинов консульства, он быстро выхватил браунинг и – с криком: "Ура, Корея!" - произвел шесть выстрелов в князя Ито, шедшего рядом с г. министром финансов. Князь Ито пошатнулся и упал на руки В.Н. Коковцева. Минут через 20 он скончался. Русский офицер выбил револьвер из рук корейца. Последний, перекрестившись, спокойно отдался в руки полиции..." (ист. – "Русское слово", 27(14) октября 1909)
И вот всю эту сцену Кобцеву удалось заснять на кинопленку. Самообладание невероятное: гремят выстрелы, падают люди, а Пантелеймон невозмутимо крутит свою ручку. Жаль только, что кино было немым, и на пленку не записались последние предсмертные слова японского Бисмарка: "Орэ-о уттари ситэ, бака-на яро да!" ("Он убил меня, идиот!"). Понимая, что отснятый материал тянет на сенсацию мирового масштаба, Кобцев сделал несколько копий с негатива, одну из которых выгодно продал представителям французской кинокомпании "Патэ", выручив за нее 15000 франков. В итоге именно благодаря французам харбинское реальное убийство онлайн увидели во многих странах мира, но вот в самой России прокатная судьба сенсационной ленты не задалась. Говорят, ее начали было крутить в нескольких иркутских кинотеатрах, но тотчас вмешались цензурные органы, и на демонстрацию ленты был наложен запрет. О причинах запрета можно понять из газетной публикации, вышедшей два года спустя.
Цит.: "Когда счастливый обладатель ленты захотел ее потом демонстрировать в своем кинематографе, последовало вдруг запрещение. Оказывается, что лента зафиксировала одну любопытную сценку. Изображен В.Н. Коковцев, самоотверженно поддерживающий падающего маркиза, а невдалеке от него группа испуганных лиц, сопровождавших Коковцова и Ито. Они растерялись и бросились в бегство, а один русский генерал полз на четвереньках и боязливо оглядывался." (ист. – "Петербургская газета", 24(11) октября 1911, starosti.ru).
Кадры убийства князя до наших дней, похоже, не дожили. Есть сведения, что оригинальный негатив уже в 1910 году попал в руки к японцам, захватившим Маньчжурию. В 1939 году в Японии выпустили фильм, посвященный Хиробуми. В него были включены кадры, снятые Кобцевым, но впоследствии пленка с этим фильмом погибла при пожаре в киноархиве. Якобы существовали копии, хранившиеся у членов семьи Кобцева, однако все предпринятые попытки отыскать их пока успехом не увенчались.
P.S.: Расстрелянный 26 марта 1910 года в порт-артурской тюрьме по приговору японского суда Ан Чжун Гын ныне одинаково почитаем как в Северной, так и в Южной Корее. В его честь называют детей и подводные лодки, ставят памятники, снимают биографические фильмы. Для католиков КНДР Ан Чжун Гын и вовсе местночтимый святой. Его даже пытались канонизировать, но столкнулись с церковно-бюрократическими проблемами – святому при жизни требовалось совершать чудеса. В январе 2014 года в здании вокзала Харбина открыли мемориал, посвященный Ан Чжун Гыну и символизирующий сотрудничество Пекина и Сеула в осуждении политики колониализма и милитаризма, которую проводила Япония в первой половине ХХ века. Японский МИД предсказуемо выразил официальный протест.