Про него мне случайно рассказали в Академии художеств. "Надо писать", - тут же сказал я. "Надо, но это опасно", - предупредил ректор. Но художник же смог вырваться из мракобесия.

Если бы не мой знакомый - преподаватель Восточного факультета СПбГУ Александр Яковлев, кто, кстати, учился на той же кафедре, которую когда-то закончил и автор, то любые мои старания при разговоре с этим человеком превратились бы в мартышкин труд. Мой собеседник пока не может разговаривать на русском так, как требуется для СМИ.  Да, переводчика мы нашли отменного, но он же не может передавать эмоции. И уже в середине разговора я принял решение: не сооружать привычное интервью, а описывать случившееся через свое впечатление и помощь ученого-ираниста. Потому что эта история тянет на первую часть прочного мужского романа. Особенно в наше время.

Когда в Академии художеств Петербурга я встретился с филологом Яковлевым и этим парнем, то со стороны казалось, что два больших русских нависают над маленьким человеком. Мы шли по древним плитам здания, переводчик и мой собеседник начали для знакомства обмениваться фразами на фарси, а когда добрались до столика с кофе, афганец пошутил моему помощнику: "У вас такой чистый диалект той нашей земли, что если бы талибы* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ) услышали, то они бы вас убили". Это был комплимент.

Сначала я пошел привычным журналистским путем – стал задавать продуманные ранее вопросы. Переводчик улыбался, дотошно переводил, а мне казалось, что студент умышленно уходит в сторону, растекаясь на постороннее, но потом до меня дошло.

- Пойми, это чисто афганская черта. Нам достаточно сказать – возьми зонт, а они начнут объяснять, что еще три года назад шел такой же дождь, когда он забыл взять у отца калоши, а калоши оказались не того размера, и до зонта доберется минут через пять, - после поучал меня Яковлев, кто годы работал в Афганистане.

Первое, на что я обратил внимание, – художник быстро съел пирожное, что я купил к чаю. Он стеснен, хотя Академия художеств бесплатно поселила его в общагу, питание в столовой – туда же.

Все же первый мой интерес был по поводу его ранних воспоминаний о картинах, о живописи. Ведь он одержим этим. И заранее предупредим, что я вычеркнул все имена конкретных людей, его родителей, учителей. Точное название сел и так далее. Это нам тут интересно, а там… Сейчас узнаете.

"Я родился далеко от Кабула. Мой отец не из бедных – дедушка оставил хорошее наследство. Отец – религиозный человек", - начал рассказывать мой собеседник.

Я спросил – когда впервые пришло желание рисовать? Получил ответ: "Маленьким я листал какие-то журналы, оставшиеся еще от времен, когда советские войска были в Афганистане. Там были большие фотографии, картины. Я листал их часами и хотел так же рисовать".

Я вспомнил свое советское детство, где нам иногда поподались западные глянцевые журналы. И наши родители, и мы их так же жадно рассматривали. Но меня это ни разу не подтолкнуло к такой мысли.  

- А первый раз, когда ты что-то нарисовал?

- Я это помню. Это было около ручья, я нашел камешек, подошел к окну дома и нарисовал линию, а потом еще одну. Но потом пришлось уходить в горы. У нас не принято рисовать. А я там рисовал на камнях. В конце концов, отец все понял и послал меня учиться каллиграфии. Это очень почетно на Востоке. У нас же искусство делится на традиционное и современное. Каллиграфия – это наше все. К тому же отец сказал, что художник денег не заработает, а мне нужна специальность. Это был первый, очень важный шаг.

Все эти слова, разумеется, я брал от переводчика. Анаят, а его зовут Анаят и ему 24 года, разговаривал практически с ним. Им было интересно вдвоем, а я внимательно наблюдал за его лицом.

Смуглое, вроде типичное, будто у мигранта, но не как у мигранта. Умное, с очень взрослыми глазами. Он оборачивался на меня лишь когда произносил какие-то фамилии, а переводчик потом говорил, что это его учителя живописи в Кабуле, что они при СССР учились в той же Академии художеств и ели в той же столовой, где сейчас и сидим мы втроем. Для Анаята было важно, он им благодарен. При произнесении этих имен, он даже чуть наклонялся вперед и сводил руки, как при молитве.

Учителя, мы не назовем вас. Мы ничего не знаем о том, где вы и не готовы вами рисковать.

- Я помню, что это было в восемь часов вечера. Мне позвонил начальник по работе с иностранцами Академии художеств Бекетов и сказал, что я зачислен в Академию художеств, могу получать визу и он меня ждет.

Ректор Академии художеств Семен Михайловский: "Анаят давно написал нам заявление о просьбе принять его, прислал свои работы, вернее изображения, мы оценили их и сделали ему вызов, приглашение. Ждали его, как всех прочих. Подчеркну - это некоммерческая история. Но когда в Кабул вошли талибы* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ), мы начали понимать, что его надо вытаскивать. Мы писали письма в Минкульт, в Минобразование, но все очень было сложно. Мы понимали, что его приезд уже практически невозможен. Мы его поддерживали, выходили на связь, писали ему – держись. Потом поняли, что он бежит к нам каким-то причудливым способом, и он действительно пошел этим невероятным путем. Для нас это была принципиальная история. Это для нас важный жест. Особенно сейчас".

- В этот день, именно когда мне позвонили из Академии художеств, в Кабул вошли талибы* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ) . А я уже знал, что на территории, которую они уже заняли, они избили моего отца, забили его магнитофон палками, а все, что захотели, забрали себе. Отец сейчас инвалид.

Анаят долго говорил, что-то показывал, указывая на свой ремень на джинсах, из него брызгала злость. Наконец, переводчик мне коротко объяснил эти эмоции - если талиб* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ) садится с тобой за стол, то он крепко подпоясывается, чтобы побольше у тебя отобрать и унести за пазухой.

- У российского посольства тогда скопилась тысяча людей, всем нужна была виза. Только студентов было человек пятьдесят. Все стало плохо работать. Я понял, что надо хоть как-то делать себе заграничный паспорт и нашел человека, который может это сделать за взятку. И в этот момент я попался на глаза патрулю Талибана* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ).

Дальше я опишу кратко, но то, что Анаят никогда не забудет. И то, что, возможно, когда-нибудь вынесет его наверх. Он рассказывал об этом полчаса. Пусть это чисто афганская манера, но я не злился на бесконечные непонятные мне слова, даже не ждал текста переводчика. Я буквально впился в его лицо и думал, что если снять его монолог, то вдумчивому человеку не потребуется синхронный переводчик. Ты и так поймешь, что это о буре и ужасе.

- В Кабуле патруль талибов* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ) на меня наткнулся случайно. Видимо, их насторожил мой внешний вид или нерелигиозное, по их мнению, выражение моего лица. К тому же я увлекся перепиской в телефоне. Подошли двое. Они говорили на наречии, на котором говорят талибы* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ) из Пакистана. Их было двое, здоровенные. В своих шапках. У одного автомат Калашникова, у второго пулемет Калашникова. Они сначала приказали мне отдать мой телефон.

- Увидев мою переписку, - продолжает рассказывать Анаят, - прослушав голосовые сообщения, они возмутились, потому что там были голоса девушек. Один начал меня избивать, говоря, что с женщинами нельзя общаться. Я что-то лепетал, мол, вокруг меня половина людей – девушки, но уже плохо слышал, так как они били меня по ушам.

Потом меня обыскали и увидели, что у меня длинные носки. Это тоже оказалось нарушением, у нас это "харам" называется, и они заставили их закатать под самые тапки. А потом случилось самое страшное. Один из них начал листать мои фотографии в телефоне, а у меня там были тысячи картин из музеев всего света. И надо же такому случиться, что из этих тысяч он наткнулся на несколько картин с обнаженной натурой. Там была и "Даная" Рембрандта.

- Это ты нарисовал?! – воскликнул один из них.  

Я что-то шептал, что это не я, это из музея, это другой художник нарисовал, но это же им объяснять бесполезно. У них пещерное сознание. Меня схватили за шиворот, толкнули вперед и приказали идти.  

Меня повели по узкой улице, и мы подошли к тупику. Когда я обернулся, то понял, что меня сейчас они просто казнят – у меня же три "харама" - переписка с девушками, длинные носки и я "нарисовал" обнаженную женщину. Тем более, что по дороге они так и сказали: "Мы убили недавно двоих таких же". На вашем языке слово, которым они меня обзывали ближе всего к слову "еретик". Я встал к ним лицом и понял, что вот сейчас я умру, а в Петербурге меня ждут. Но я никогда не увижу Академию художеств. Я мгновенно принял решение.

Так как этот район я хорошо знал, то знал, что за забором есть проход и кинулся туда. А тот, который был с пулеметом Калашникова замешкался. Пулемет-то снимать с плеча тяжело. Я ничего не помнил, да и сейчас плохо помню. Я будто взлетел".

- И долетел до Петербурга, - попытался пошутить я. Не получилось, Анаят не улыбнулся. "Нет. Я опомнился только у соседей, которые меня спрятали. Но этой же ночью я собрал все свои картины и закопал их. Потом мне сказали, что на блокпостах уже есть мои фотографии и написано, что меня ищут как художника - врага веры, а я уже знал, что под Кабулом они художникам руки отрубали. Но спасала неразбериха при их вторжении.

В одном месте меня искали, а в другом - за взятки дали заграничный паспорт, но лететь через Кабул я, конечно, не стал. Я побежал к игиловцам* (ИГИЛ – террористическая организация, запрещенная в РФ) в Джелалабад.

Расстояние от Кабула до Джелалабада как от Петербурга до Выборга. Правда, дорога не похожа на нашу трассу. 

Ну тут-то я обязан был его прервать, иначе для нашего уха уже какой-то сюр начинается.

"Террористы же более лояльные, чем "Талибан"* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ) . А еще между ними постоянные конфликты. Это вам непонятно, а мы там так живем. Пока до них добирался, то меня обыскивали 19 раз. У них я и получил визу в Иран. Когда долетел туда, а Иран по сравнению с Афганистаном - демократия, то оттуда добрался до арабских стран. Это уже роскошь. Это уже "Париж". А оттуда - до Москвы.

Самолет приземлился 1 декабря 2021 года в Шереметьево. У меня были только доллары, но я случайно встретил молодого человека по имени Игорь. Я к нему обратился с вопросом, как доехать до вокзала, откуда можно добраться до Петербурга. И мне сразу повезло с добрым человеком, ведь когда ты бежишь – нельзя никому доверять. Игорь за меня заплатил за поезд до Москвы, потом за метро, так как ехали в одну сторону, а потом три с половиной тысячи заплатил за билет до Петербурга.

Если он прочтет эти мои слова когда-нибудь, то пусть знает, что я помолился за него. Аллах это запомнил.

В Петербург приехал поздно вечером 1 декабря. Ходил по улицам и зашел в шаверму, а там увидел продавца, который говорил по телефону на моем родном языке. Я ему все объяснил, он меня накормил и мне разрешили переночевать в кафе. И вот в 8 часов утра, 2 декабря я стоял перед старинными дверьми Академии художеств!".

Тут впервые за беседу Анаят выпрямился и так рассмеялся, что если бы я смог его в этот миг сфотографировать, то лучше фотографии к тексту и найдешь. Его лицо было идеально добрым и счастливым. Но я же не мог попросить: "Можно еще раз и так же". Ерунда же какая-то.

"Перед входом в Академию художеств, прямо на льду я встал на колени и помолился", - завершил Анаят свою историю.

Когда он дождался появления сотрудников ректората, то они его отвели к Семену Михайловскому. "Я видел ректора только на "Ютубе", для меня это был настолько большой человек, что я мечтал только издалека его увидеть. И вдруг я захожу в его огромный кабинет со старинными картинами, а он улыбается и обнимает меня!".

На лице Анаята появилось что-то похожее на слезы.

"Наверное, так и выглядит рай. Теперь я учусь графике".

Вот что тут дальше выспрашивать?

- Как вы думаете, когда сможете вернуться на родину? – перешел я на "вы".

Анаят помолчал, помолчал… "Может лет через десять Талибан* ("Талибан" – террористическая организация, запрещенная в РФ)  выгонят".

- Первая мечта сбылась, какая следующая, - не самый удачный вопрос, но я искал конец этой серии и произошло совсем для меня неожиданное. Я же рассчитывал на другое художественное осмысление. Например, о собственной выставке картин.

"Через шесть лет я закончу Академию и хочу заниматься проблемами нашей цивилизации. Чтобы люди не делили людей ни по вере, ни по национальности, ни по привычкам. Это важнее искусства", - ответил Анаят.

Я допил свой холодный кофе и думал, что, возможно, передо мной сидит не будущий известный художник, а серьезный политик. Но он точно так не думал.

Перед расставанием мой товарищ перевел, что я хочу сделать подарок - Анаят может выбрать любую книгу из вечного арт-магазинчика в Академии художеств.

Он немного сжался и быстро подошел к полкам. Я ожидал, что он найдет какой-нибудь альбом Репина или… Анаят быстро взял толстый учебник, на котором я успел прочитать - "Композиция рисунка".

Евгений Вышенков,
47news     

* "Талибан" — организация, признанная террористической, деятельность запрещена на территории РФ с 2003 года.

** ИГИЛ - организация, признанная террористической и запрещенная в РФ.