Один радикал выдумал кровавую прокламацию, непонятно загорелся Питер, поползли слухи о студентах, а власть поняла – это ее Духов день. Совпадения ищите сами.
В середине мая 1862 года Петербург загорелся. Вспыхивая в разных концах города, пожары шли больше двух недель, достигнув апогея 28-го числа. Этот, пришедшийся на Духов день пожар, уничтожил дотла несколько тысяч лавок Апраксина двора и вошел в летопись города как Апраксинский. Массовый характер огня вызвал подозрения в поджогах. 160 лет минуло, но тайна не раскрыта.
Той же весной 1862-го в Санкт-Петербурге, Москве и некоторых других городах получила хождение нелегальная прокламация "Молодая Россия". Изданная от имени таинственного и, как потом выяснилось, мифического, Центрального Революционного Комитета бумага сия произвела немалую ажитацию как в правительственных кругах, так и в среде русских либералов. Слишком уж радикально, вплоть до уничтожения царской фамилии. Воззвание появилось после 10 мая, а уже 16-го в городе занялись первые пожары.
28 мая погода на Неве стояла жаркая, а из-за праздника большая часть лавок и магазинов была закрыта. Народ, что попроще, гулял по трактирам, а публика посолиднее устремилась в Летний сад. И вот, в самый разгар гуляний, примерно в пятом часу пополудни…
Рассказывает писатель Николай Лейкин (1841-1906): "В конце пятаго часа кто-то проговорил слово: "пожар". … "Апраксин двор горит!" послышалось где-то. … Все бежало и ехало на пожар".
Рассказывает историк Александр Скабический (1838-1911): "Только перейдя через Чернышев мост, мы имели возможность оглядеться и отдать себе отчет в происходящем. … Щукин и Апраксин дворы в это время представляли собою сплошное море пламени в квадратную версту в окружности. Зданий не было уже видно: одно бушующее пламя, нечто вроде Дантова ада".
Народная примета гласит: "Придёт Свят-Духов день, — будет на дворе, как на печке".
Как это частенько во время стихийных бедствий бывает, в ходе петербургских пожаров сыскивались люди, пытавшиеся нагреть руки. Как результат: в столице были зафиксированы случаи поджогов с целью получения страховки. Как, например, вспоминал писатель Всеволод Крестовский, некоторые лавки горящего Апраксина двора, после того как в них взламывались двери, оказались внутри совершенно пустыми. И еще несколько дней в разных уголках города фиксировались отдельные очаги возгорания.
29-го числа для борьбы с пожарами Петербург разделили на три временных военных губернаторства с полномочиями решать дела о подозрении в поджогах военными судами в 24 часа. (Забегая вперед: фактов таковых поджогов члены Комиссии официально выявить так и не смогли). Основной причиной бедствия, причинившего общий ущерб на сумму не менее 50 миллионов рублей, назвали условно-обтекаемое "самовозгорание".
К тому же неожиданно образовалась настоящая буря. Авдотья Панаева - гражданская жена Некрасова, напишет в мемуарах: "Сила ветра была так сильна, что с места пожара взлетали горящие головни и, перелетая через Фонтанку, падали на крыши домов, продолжая гореть, как факелы. Народ бегал по крышам и сбрасывал вниз головни".
Ист. фото – wiki.org
Словом, в самовозгорание на Апраксином рынке, в принципе, поверить можно. Вот только объяснить единственно им все прочие пожары, предшествовавшие 28-му числу, равно как случившиеся после, было бы слишком… хм… просто. Тем более, что в тех же числах в столицу поступали сообщения о крупных пожарах и в других российских городах: 27-го мая сгорела половина города Боровичи и горел Могилев; 30-го мая - Малый Ярославец; 31-го мая – Чернигов. Не избежала сей печальной участи и Москва.
Мы не случайно начали этот рассказ с упоминания младоросской прокламации. К тому времени ее автор – студент физмата МГУ Петр Заичневский, год как томился под следствием в камере Тверской полицейской части. Где, собственно, сей текст и сочинил, равно как выдумал Центральный Революционный Комитет, существовавший исключительно в его воображении.
Разумеется, простой столичный люд, в основной массе своей малограмотный, понятия не имел об этих прокламациях. Но, как и полагается, пошли невероятные сплетни - столицу жгут скубенты и нигилисты. Называлась даже конкретная цифра злоумышленников – 300 человек.
На снимке - Илья Репин. «Студент-нигилист». Этюд, 1883 год. Ист. фото - IlyaRepin.ru
Литературный крестный отец нигилистов Иван Тургенев рассказывал, что, вернувшись в Петербург из-за границы в самый разгар пожаров, от первого же встреченного знакомого услышал упрек: "Посмотрите, что ваши нигилисты делают: жгут Петербург!"
В результате подобной истерии появляться на улицах столицы в студенческой форме и с длинными волосами стало делом небезопасным – можно было нарваться на форменный самосуд со стороны разъяренной толпы: после Апраксинского пожара в Петербурге было зафиксировано несколько случаев расправ с лицами, заподозренными в поджигательстве.
Модный в ту пору литератор Всеволод Крестовский был убежден, что российский нигилизм является прямым следствием польской интриги. Правда, здесь стоит оговориться, что автор знаменитых "Петербургских трущоб" был истовым ляхофобом. Хотя … Как впоследствии с граничащей с цинизмом откровенностью напишет в своём политическом завещании один из руководителей польского восстания 1863 года Людвиг Мерославский: "Бросим пожары и бомбы за Днепр и Дон, в самое сердце Руси. Возбудим споры и ненависть в русском народе. Русские сами будут рвать себя своими собственными когтями, а мы будем расти и крепнуть".
Как уже говорилось, официальное следствие так и не предоставило веских доказательств связи петербургских пожаров с обострением внутриполитической ситуации. Но к тому времени этих доказательств властям уже и не требовалось.
По итогам масштабных стихийных бедствий, сопровождавшихся грамотной информационной войной, а на этом поле государство конкурентов почти не имело (пресловутый герценовский "Колокол" был доступен лишь единицам), симпатии населения к правительству резко возросли. Обыватель, убежденный, что "жгут левые", выдавил из себя последние капли либерализма и потребовал "вешать!". По всей стране прокатился вал громких политических процессов.
Так, в июне 1862 года были приостановлены демократические журналы "Современник" и "Русское слово", подвергнуты арестам и заключены в Петропавловскую крепость такие зубры демократии, как Чернышевский, литературный критик Писарев. В стране массово закрывались "рассадники вольнодумия".
В итоге с пепелища власть наварила себе столько дивидендов, что не могла не родиться альтернативная версия – самоподжог.