"Считаете, я сделал скандальную работу?" - с порога спрашивает меня скульптор. "Скандал – это мелко, а вы про мощно", - отвечаю. Сегодня его монумент диктатору принят в академии. Его протест провоцирует, и мы поддались.
Он сразу и спокойно отозвался на мое предложение встретиться. Пусть для меня Академия художеств близка (живу рядом), но даже в моем сознании образ выпускника банален – тонкий, возвышенный, параллельный жизни. Передо мной встал крепкий, суровый мужчина. Если бы на улице спросили: "Как ты думаешь, кто это?" Ответ был бы: "Похож на опытного прораба со стройки". Так оно и вышло.
- С Магаданской области я. С поселка километров за 500 от Магадана. Родился в 1984-м, в девяностые выживал, в "нулевых" работал машинистом крана, - начал Саша Брагарь.
А смял мою ладонь так, что я и до этих слов ему поверил: пролетарий. Шуточек не поймет.
- У меня с детства была такая тяга - я все время лепил из пластилина. И это как-то перешло во взрослую жизнь. Крановщиком, когда наверху делать было нечего, возьму и леплю. Люди смотрели и говорили: иди учись. Я посомневался и решил проверить силу. Это было 11 лет назад, как раз когда на Ливию напали и телевизор гудел про это. Но с первого раза в академию не поступил, - говорит Александр медленно, увесисто, будто мнет в руках тугую глину. Всматривается в нее.
- Поступил в училище Рериха. Тогда я и принёс своему первому учителю Каддафи, сидящего на стуле. Принёс преподавателю, который принимал будущих студентов. Он довольно благодушно отнесся, и я понял, что он тоже симпатизирует этому человеку. Конечно, объяснил мои ошибки и посоветовал - воздержись пока от политических таких проектов, прибереги их на потом, когда станешь скульптором.
Каддафи казнили в октябре 2011 года. Ливией он правил 40 лет. Но лучше кратко приведу воспоминания моего друга и арабиста Андрея Константинова, который прослужил там несколько лет: "Каддафи не просто бомбили, боевые вылеты шли каждые 12 минут, а он держался полгода. В нем была смелость и благородство, если хочешь. Не все на такое способны. Его режим – мягкая диктатура. А Ливия никогда не жила так хорошо, как при нем, и никогда не будет. Женщинам разрешены были все работы, кроме тяжелых. С ломами, как у нас, не ходили. Все было у всех, правда у его племени еще больше. Всем бесплатные квартиры, образование, медицина и так далее. Тогда США натравили на него исламских экстремистов. Он их начал рубать, а его объявили кровавым тираном. Сейчас страны Ливии нет, она разделена на куски, а поближе к пустыне – там полное средневековье - рабы, наркотики, чудеса на тачанках.
- Послушались мастера?
- Да, как сказать… На втором курсе Рериха я опять вырубил его портрет в камне. Гранитная голова у меня до сих пор стоит. Эта тема меня сопровождала все время. Когда уже заканчивал академию и задумывался о дипломной работе, то понял, что пока Каддафи не сделаю, он меня не отпустит. Мне очень надо было. Это внутри меня.
При нашем разговоре в мастерскую академии заходили студенты – милые, небольшого роста, вежливые, светлые. Они что-то спрашивали у Брагаря. "Можно мы?…" "Бери", "Вон там лежит", - отвечал мой собеседник, будто поддон с кирпичами на землю ставил.
- Вы интересуетесь мировой политикой?
- Я бы не сказал. Но так как я живу на этой планете, то это часть моей жизни.
А вот история с Каддафи меня задела. Я давно хотел передать свое отношение, выразить его человеку, который, я считаю, сделал много полезного для своего народа. Я считаю, что скульптура не просто должна показывать красоту форм, нельзя ее отрывать от реальности. Это должно быть красиво и полезно для общества.
Муаммар Каддафи сильно оболганная фигура. Это на мой взгляд. Я довольно приземлённый человек, как и большинство прохожих, я знаю то, что показывает телевизор, знаю то, что написано в интернете. Понятно - я хожу на порталы, которые мне по душе, но так поступают все люди, они же не лезут читать то, что им не нравится. Мне же нужно было понять, что это за личность, и я листал все источники. И, в общем, мог сопоставить одно с другим – обнаружить, где правда, а где ложь.
Когда Брагарь произнес "где правда и где ложь", мне почудилось, что мы перенеслись во времена соцреализма, а стою я в мастерской советской школы живописи, где педагог критикует мой холст.
- Когда вы его уже делали, наверняка, скульпторы это все обсуждали. Вам не говорили, мол, Саша, зачем ты арабского Сталина лепишь?
- По-разному было. Вот наш профессор Свешников Валентин Дмитриевич вначале скептически отнёсся: "Он же страну просрал". Ну, я в ответ: "Тяжело было не просрать, когда на тебя навалились всей толпой, закрыли небо и отбомбились все, кому не лень". А он: "Да, может быть ты и прав".
Я понимаю, что многие относятся к нему осуждающе - у него "руки в крови", конкурентов задавил, но опять же, не стоит верить всему подряд, что пишет западная пресса. Безусловно, я уверен, что у всех политиков руки нечистые. Мягко говоря.
- Как у скульптора при работе.
- Может быть, может быть. Я считаю, что скульптура - это не просто монументальная пропаганда, она должна нести что-то. Настоящее. Кто-то делает приземлённые какие-то вещи, кому-то больше нравится творить композиции абстрактно, кто-то увлекается подражанием известным скульпторам. Я же не суюсь в их современное искусство. Хотя я слышать о нем не могу.
Я поймал себя на мысли, что классно было бы поговорить с ним именно о современном искусстве. Тем более, что ранее я на эту тему брал интервью у его коллеги – Ксении Карпенко, которая тоже сильно прошлась про "конец нашей анекдотической эпохи". Но мы бы ушли вбок.
- Если бы вам не одобрили диплом с Каддафи?
- Если бы мне не одобрили Каддафи, я бы, наверное, пробовал делать Ивана Антоновича Ефремова. Советского фантаста нашего знаменитого. Потому что его видение будущего, такое постсоциалистическое, больше мне по душе. Муаммар Каддафи много всего напридумывал, у него такой ярко выраженный социалистический путь был. Но все равно мироустройство, которое он предложил, совсем иное, чем предлагал Ефремов. Ефремов же описывает социальное устройство общества, которое мне близко. Я считаю, что по этому, социалистическому пути должно развиваться человечество.
- Вы левак по убеждению?
- Что значит - "левак"? - тихо спросил Брагарь.
Посмотрел так, что в переводе послышалось этак: "Следи за языком".
- В одном я левак, в другом - консерватор, в третьем - я кто-то другой. В разных ключах надо искать адекватный ответ. А Каддафи в какой-то степени - это Ленин. Просто Ленин остался центральной фигурой для нас, а к Каддафи менялось отношение по ходу его правления. То есть к концу его жизни его сверг его собственный народ, хотя и поддержанный с Запада. Так что были силы, которые противостояли ему в его собственной же стране. То есть он допустил такое. Но если бы он был тиран-тиран, то он бы не допустил такого - всех бы расстрелял и посадил бы. А это говорит, что он либерал даже.
- Семен Ильич Михайловский, ректор, на защите был?
- Ректор изначально был против Каддафи: "Зачем Муаммар Каддафи? Не надо Муаммара Каддафи. Порекомендуйте ему сделать что-нибудь другое". Но у нас свобода выбора. А на защите Михайловский честно так сказал: "Изначально я был против, но сейчас я вижу, что работа удалась".
- Какого размера фигура должна быть в реальности?
- В проекте она у меня 2,5 метра. Проект я подготовил под его родной город Сирт. Там есть центральная площадь, где он, по идее, должен стоять. Тут основную работу сделал архитектор, а я ему предоставил концепцию.
- Сейчас там ничего нет, все разбомбили, вероятно, никаких памятников не поставят, если будет идти дело так, как сейчас идёт. Я это сделал не для того, чтобы памятник поставить, а для того, чтобы "освободиться" от Каддафи.
Я вышел из академии с застрявшей в голове собственной фразой:
"Из Петербурга до Африки ближе, чем до Магадана".
Примерно в этот момент из общежития академии вышел мой знакомый художник Анаят. Его год назад чуть не казнили в Афганистане. Помните?