"Надо, чтобы желания возвращаться с войны не было", — указывает мне бешеная легенда чеченской мясорубки 90-х. Его пророчества опасны. Он жаждет жертвоприношения.
За Костю Мосалева заговорили еще в 1996-м, когда о нем появились первые сюжеты по телевизору. Смелые, живые, тогдашние. "…Чеченские боевики прозвали разведроту бешеными. Чтобы их не путали с пехотой, спецназовцы носят черные повязки с черепами…" — надиктовывали журналисты. После ранения он сбежал из клиники. "В Россию совсем не тянет", — не по-доброму улыбается старший сержант Мосалев на камеру.
— Салам алейкум, — теперь всегда так здоровается Костя. Ну и со мной тоже.
Он заехал в Петербург на пару дней. Я хотел сам его найти, а зашел в редакцию он. Небольшого роста, худой, скромный, осторожный, но повязка с ним.
— Почему салам? Это протест? — я давно хотел задать ему этот вопрос, но нужно же глаза в глаза.
Если Косте просто позвонить, да попросить прокомментировать, так комментировать и погуляешь.
— Какой протест? Захотел узнать, что они хотят, что за люди такие. Три раза Коран перечитал. Для меня в Библии есть только Екклесиаст (пророчество несправедливо-фатального – ред.). Сильная вещь. А Аллах Акбар, оказывается, надо тихо говорить, шепотом, а не орать на показуху. А есть еще и "Капитал". Там уж все-е-е по полочкам разобрано, — с удовольствием выдыхает Костя, смакуя свой вывод: "Это и есть сегодняшний олигархат — все долгов понабрали и причем у одних и тех же. Но-о-вое крепостное право".
Он откидывается на диван и иронично так: "О, как удобно у тебя!". Одет в выцветшую солдатскую летнюю х/б. Я много курю, он больше. Кофе покрепче, конфеты ему не требуются.
— Ты же в 90-х сам воевал за капитал. В Чечне. Правительство-то было уже капиталистическое.
— Не-е-е, я за веру, за себя, — смотрит в потолок Костя.
Не торопитесь — это не про царя и православие.
— Может, место в Петербурге тогда для тебя не нашлось?
— Не. После Буденновска (захват террористами более 1000 человек в заложники – ред.), когда меня и всех русских назвали чертями. В нас плюнули, настоящие пошли отвечать. Все тогда их боялись, а им пришлось бояться нас.
Костя грозит кому-то пальцем: "И сейчас их боятся. Мы же не хотим в одно целое собраться".
Мосалев из Кронштадта. На войну ушел в 19 лет. Ушел из срочников — в контрактники. В 1997 году Александр Невзоров* (*признан иноагентом - ред.) сложит свой знаменитый фильм "Чистилище", где выведет его как "Костю-Питерского". С тех пор за ним и пошло это прозвище. Второй раз Костю контузило, за ранение он это не считает, а голова порой болит страшно. Порой у него случаются запои, но не от тоски.
— У вас тут болото. Наступи — затянет. Все бегают по кругу, не пойми зачем. Хоть бы друг за другом, а вы — друг от друга.
— А на войне?
— Есть война Родины, есть война с бесами, есть война государств.
— А сегодня?
— Сегодня для меня места на Украине нет.
— А я дурак именно тебя там и видел.
— Родина мне кричит — оставайся дома.
— Кто кричит?
— Мама, даже мои братишки, кто со мной служил в Чечне. Кричат — не иди! Ты же бешеный, тебя и свои, и те пристрелят. Ты такой там не нужен. Да, я не казак, я работяга — мне это не близко. Я не националист татуированный, я советский рабочий человек. Всегда хотел быть сварщиком или танкистом, а там красного флага нет. Добровольцы там есть, но те, кому кредиты буржуям надо отдавать, а наемники …
— Ты про "Вагнер"?
— Я некоторых знаю, задаю им только два вопроса: "Бесплатно пошел бы? А если Украина больше заплатит?". И не надо мне отвечать. Что происходит? Если уж вы начали героизировать наемников — дело дрянь. Сами не понимаете, что творите.
— Пригожин?
— Мне он не нравится. Плохо кончит, но отвязанный, это правда, это редко, плюс бесспорный. Сейчас мне все очень напоминает 1916 год. Вот придет к нам "Ленин" с мешком денег и понеслось — солдаты начнут брататься и офицеров на штыки подымать. Посмотрите, наконец, вокруг себя — патриотов настоящих полная страна. А ставку делаете на солдат удачи.
— Очередей в военкоматах я не видел.
— А потому как война еще не началась. У нас операция. Страна не мобилизована. Только вопли фейков. Артемовск десять лет берем. Его же с 2014 года все берут и берут.
— Отчего так, по-твоему?
— Все по Льву Давидовичу Троцкому: "Мотивация любой войны определяется правящим классом". Кранчик газа-то не перекрываем, — с упоением выговаривает Мосалев.
Лет десять Костя живет в псковских лесах один. Купил домик на отшибе. Телефоном пользуется кнопочным. Читает, пишет, издал книгу, зверям вокруг раздал имена. Недалеко медведица недавно двойню родила. Редко заглядывает в Питер, коротко и то по просьбам товарищей по той войне.
— Безнадега смотреть на нас?
— Спокойствие понравилось. Пару дней тут, а меня уже дробить начинает, особенно телевизор. А там у меня календаря нет. Свобода есть. Нечисти нет.
— Может, отвоевался?
— Воевать надо так, чтобы зашел туда и желания возвращаться не было. У нас, бешеных, есть чем гордиться. Вот у меня в колене шесть осколков сидит. Прихожу как-то к врачу в знаменитую клинику, а он говорит — такое бесплатно не оперируем, бери кредит. Так, больно. Зато совет получил от него: вазелин с анальгином перемешай и втирай. Пока не пробовал. Будут такие на столбах болтаться.
— Требуешь от мира идеальной справедливости?
— Это плохо?
— Ни разу не видел. Это вера?
— Я атеист, верю в анархизм. Это серьезная наука. Вот лезешь по лесу в Чечне, комвзвода у тебя самый большой начальник на свете, идешь вычислить, заделать, умудриться победить и пофиг сколько их. Во-о-т она вера. На планете есть две религии: братишки и п… (нецензурное значение нетрадиционных мужских особей).
— Вера, что рано или поздно козлов на планете не будет? Ты Григорий Мелехов наоборот?
— Мелехов в конце романа в реку патроны выкинул, но на этом ничего не закончилось. Оружие закопать — это оборванная книга. Война — это так: если у тебя отпуск шестьдесят дней, то через пару недель ты копытом бьешь, тянет обратно — сил нету.
— Ты ушел отшельником, а война не отпускает.
— Отшельником не глупее, чем на улицах голосить.
— Но ты же в Кронштадте на улице тоже пытался доказать свое?
В 2003 году Константин Мосалев осужден за убийство на 4 года. Порезал двоих. Сильно.
— Да, ладно. Завелись бандиты местные, людей грабили. Мне стыдно было до запоя. Я, если честно, с умыслом подставился. Они меня били-били, а потом я не мог так этого оставить — взял нож и все дела. Больше они никого не обижали. Когда вышел, так мне еще администрация квартиру подарила. Не за нож, конечно. Как ветерану чеченской.
У Мосалева орден мужества, медали.
— Так что, спасибо. Не все чиновники гады. Придет время, не всех будут кончать.
— Какие у тебя предсказания.
— Из башки не вытащить. Жду, когда начнется справедливый беспредел. Получат все — богатые, бедные. Заслужили бунт, на столбах болтаться. Работы непочатый край.
Мы говорили медленно. Я задавал вопросы через паузу. Искал, кто передо мной — демон или юродивый. Про демона-то я бы ему еще сказал, про юродивого — нет. Слово сложное. Юродивый — очень нужный в смутные времена. Их пока нет.
— Вождь сильный, - возразил я в ответ на бунт.
— Путин отлично понимает, что творится в мире, но не на земле.
— Жаждешь взрыва?
— Хорошо бы.
От Кости смертью или ужасом не пахнет, он легкий на душевную беседу. Несколько раз я хотел поднять телефон и снять его. Он бы ничего не сказал такого, а мне было неуютно.
— Что родит взрыв?
— Ничего. Злая справедливость, — будто пошутил. — За что Николая Второго со всей семьей? Не понимал. И гвардия разбежится. Казаки — на Дон, Дикая дивизия — на Кавказ. Юнкера немного постоят. Де-е-ти.
— В чем справедливость? Друг дружку порезать? На углу Невского и Садовой на неповинном городовом злость выместить?
— Справедливо расстрелять тех, кто 30 лет никак не нажрется. Я готов встать к стенке, если я буду в этом участвовать. Пугачев разве был не справедлив?
— Маму не жалко?
— Конечно, но когда начнется, не будет ничего жалко.
— Это же жертвоприношение.
— Да, справедливости. А я со своим мнением не лезу. Вы же не можете сорваться с этого круга. Живете и не понимаете зачем. А может, все проще — скоро бумажку подпишут между Москвой и Киевом, и все вернутся оттуда, ипотеку оплатят.
— Твои братишки где сейчас?
— По-разному. У меня братишка есть — воевал, афганец, два Красной звезды, а он на Украине. Звоню ему: "Ну, что, братишка, пойдешь нас молотить?" — "Не, я что — дурак? Я на таможне дела зарабатываю. Я по жизни выхватил уже от души". Другой, с кем я служил в Чечне — он у нас связистом был — так он тоже на Украине. Дома сидит. Говорит, все — шабаш — навоевался до сыти. Вот как тут пополам разломаешь? Вот красный флаг нас бы вновь слепил в единое.
— Какая в тебе высшая форма счастья?
— В печке у меня дрова потрескивают. Сижу, хочется верить, что вы не все тупые. Приезжают ко мне.
— Много? Спросить, как жить?
— И так.
— Что главное им говоришь?
— В долг не влезай.
— Почему приезжают?
— Потому что не знают, чего хотят, хотя все-все знают.
Евгений Вышенков, 47news
До Кости дойти можно: Псковская область, Дедовичский район, там до деревни Узская Губа, а оттуда километров 5-6 тропинкой. В деревне — покажут. Но пешком. Проехать можно лишь на специальном джипе. Если вы свои или заблудились — заходите.