47news разделил на рубли русскую поговорку - "Пить – казну веселить". Умножил на введение сухого закона и прибавил второй штурм Зимнего. Ответ властям не понравится.

Для начала оцените парочку антиалкогольных задачек, выпущенных еще в 1914 году и основанных на официальной статистике:

- "В 1913 г. в России выпито 2.000.000.000 бутылок водки. Если их раздать по 4 бутылки каждому из жителей Европы, то останется еще нерозданными 314.304.000 бутылок. Чему равно население Европы?".

- "Наше Отечество истратило в 1910 г. на свою защиту от неприятеля 598 миллионов рублей, на внутренний порядок – 160 миллионов, на помощь земледелию – 86 миллионов, на народное образование – 80 миллионов, на суд – 76 миллионов. А пропито населением в том же году на 78 миллионов рублей больше всей суммы перечисленных расходов. Сколько пропито?".

Действительно, к началу Первой мировой войны потребление водки в России выросло на 17%, а казённая винная монополия безотказно выдавала около четверти годового бюджета.

"Сборник задач противоалкогольного содержания", М., 1914. Ист. фото – из архива автора

Либералы называли бюджет "пьяным", на заседаниях Госсовета с гневным его обличением выступал даже экс-премьер Витте, а в стране ширилось антиалкогольное движение. Председателем Союзов трезвенников стал сам Великий князь Константин Константинович, но все же тогдашний премьер Коковцов, будучи противником экспериментов с бюджетом, заложил на роковой 1914-й доход от винной монополии в 1 млрд. В начале года его отправили в отставку, а преемник Барк стал идеологом "сухого" закона. Дело в том, что к лету страна оказалась на пороге большой войны, а 18 (31) июля указом Николая II объявляется всеобщая мобилизация.

Ист. фото - humus.livejournal.com

С учетом печального опыта мобилизации в период русско-японской кампании, когда запивших по-черному резервистов приходилось выискивать по кабакам, правительство ограничило продажу крепкого. В принципе, помогло. Армию в целом мобилизовали без особых эксцессов. А вот предусмотренную отмену ограничений отсрочили, а месяц спустя и вовсе жахнули указом: "Существующее воспрещение продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в империи продлить вплоть до окончания военного времени". То бишь, до победного конца.

В том, что конец будет именно победным, поначалу мало кто сомневался. Даже общества пацифистов приветствовали начавшуюся войну как "последнюю войну на свете". Более других воспрянули "язвенники и трезвенники", взявшиеся с удвоенной энергией реализовывать проекты по увеличению числа попечительств трезвости и устройству убежищ для лиц, впавших в алкоголизм. Расцвет этой деятельности пришелся на 1915 год, когда правительство еще пребывало в эйфории от промежуточных официальных результатов антиалкогольной кампании. Потребление водки упало, производительность труда увеличилась на 10-13%, полиция рапортовала о снижении преступности.

На этой волне по предложению крестьянских депутатов Госдума приняла к рассмотрению вопрос об установлении трезвости таким образом: "Да будет стыдно всем тем, которые говорили, что трезвость в народе немыслима … Изъять алкоголь из свободного обращения в человеческом обществе на вечные времена".

Ист. фото - humus.livejournal.com

Начать с того, что Сухой закон еще сильнее разделил общество. Уже осенью 1914-го под напором влиятельного алколобби последовало распоряжение об "исключительном праве" торговли спиртным "для ресторанов 1-го разряда и аристократических клубов". Таким образом, Власть недвусмысленно послала сигнал.

Предсказуемо оживились спекулянты, контрабандисты и самогонщики. Для борьбы с последними ввели карточки на сахар, и к лету 1916-го сахара невозможно было найти даже в ресторанах. В отношении же спекулянтов последовало ужесточение: за торговлю спиртными напитками в посуде с ненарушенными печатями налагался штраф от 10 до 300 руб., а за торговлю неопечатанным товаром грозила тюрьма. Но и это никого не остановило.

Год 1915-й начался с полной ликвидации "казёнок" и пивных лавок, в одном только Петрограде их было закрыто под тысячу. В ответ на ухищрения кабатчиков и рестораторов, смекнувших продавать посетителям контрабандное спиртное, разливая в чайники и бутылки от безалкогольных напитков, полиция принялась массово отзывать лицензии. "В ответ на ответ" пьющее население взялось искать спасение в экстриме.

Те, что победнее, переходили на политуру и денатурат: объем продаж столярного лака возрос на 600%, политуры - на 1575%; газеты регулярно сообщали о случаях смертей от алкогольных суррогатов. Те, что "почище" - на одеколон и разнообразную кустарщину ("ханжа", "гвоздилка", "кумышка" и даже... "киндер-сюрприз"). Ну, а богема переключилась на наркотики, которые долгое время продавались в аптеках практически свободно.

Фото предоставлено Творческим объединением "Красный матрос". Из архива автора

В 1916 году винная монополия принесла в казну всего 51 млн рублей – 1,5% от обескровленного военными расходами бюджета. К середине 1917 года сухой закон лишил казну 2,5 млрд дохода (около 10% всех затрат на войну). Хотя самодержавие рухнуло, Временное правительство сохранило прежние правила. И явился Октябрь.

Современный украинский писатель Олесь Бузина в одном из своих эссе писал: "Неправда, что Зимний взяли толпы пьяных матросов. Пьяные не делают переворотов. … Матросы были трезвы целых три года и оттого ненавидели опостылевший реакционный режим так, как его может ненавидеть только трезвый матрос".

Кстати, Зимний дворец брали штурмом два раза. Первый – в ночь на 26-ое. Второй – днями позже, когда в бунтарской среде распространился слух о том, что большевистское руководство намеревается зажилить спиртное, хранящееся в полуподвальном этаже Зимнего (пятая часть от всего петроградского алкозапаса). Владимир Антонов-Овсеенко вспоминал: "Особенно остро встал вопрос с погребами Зимнего дворца... Как только наступал вечер, разливалась бешеная вакханалия. "Допьем романовские остатки!" — этот веселый лозунг владел толпой. Пробовали замуровать входы — толпа проникала сквозь окна, высадив решетки, и грабила". Дошло до того, что новая власть вынуждена была применить силу, вплоть до расстрела на месте, а все столичные запасы алкоголя уничтожили под лозунгом "не позволим врагам советской власти утопить революцию в вине".

Ист. фото - antikvariat.ru

В общем, большевики не спешили отменять царский Сухой закон. Логика понятна: в стране голод, пускать драгоценное зерно на спирт и самогонку - сродни самоубийству. Опять же, пьяный штык – штык неуправляемый. В силу этих причин один из первых приказов петроградского ВРК приравнял пьянство к контрреволюции, а самогонщиков – к врагам народа: "Впредь до особого распоряжения воспрещается производство алкоголя и всяких "алкогольных напитков", "Виновные в неисполнении приказа будут преданы Военно-революционному суду".

В июле 1918-го приняли наказание самогонщикам – 10 лет с конфискацией. Срок действия запрета – на весь период гражданской войны и международной интервенции. Как говорится, не смешите.

Очередь за водкой в центральный магазин "Госспирта" на Невском, 34 (1925 год). Ист. фото – из архива автора

К началу 1921 года политика "военного коммунизма" поставила страну фактически на грань банкротства. Стратегический курс резко меняется, вводится НЭП. Истомившееся по спиртному население застыло в тревожном ожидании. Однако в мае, выступая на X Всероссийской конференции РКП(б), Ленин категорически заявил: "В отличие от капиталистических стран, которые пускают в ход такие вещи, как водка и прочий дурман, мы этого не допустим, потому что, как бы они ни были выгодны для торговли, но они поведут нас назад к капитализму, а не вперед к коммунизму". Но Ильич лукавил.

9 августа была разрешена продажа виноградного вина крепостью до 14 градусов, с 8 декабря – крепостью до 20 градусов. Следом полностью реабилитируется пиво.

В 1923 году на июньском пленуме ЦК Сталин поставил вопрос ребром о введении государственной монополии на продажу водки. А год спустя, аккурат к 10-летней годовщине Сухого закона, на прилавки советских магазинов поступила первая советская водка, прозванная в народе "рыковка", по фамилии председателя Совнаркома Алексея Рыкова.

Под занавес снова процитируем покойного Олеся Бузину: "Водку можно не любить. Водку можно презирать. Но если вы собрались заниматься политикой к Востоку от Бреста, помните: не учитывать ее в этих местах так же преступно, как морозы и "авось".