Он молчал всю дорогу к Лубянке. Только там произнес: "Уважаю". Следствие провели за 10 дней, а он не юлил и стал символом российского террора. Его речь на суде – поэзия.
На суде он был предельно откровенен: "Я, Борис Савинков, бывший член боевой организации партии социалистов-революционеров, … участник убийства министра МВД Плеве и великого князя Сергея Александровича, участник многих других террористических актов…". Таков был итог операции "Синдикат-2", завершившейся 100 лет назад и теперь входящей в учебные пособия ведущих мировых разведок и спецслужб.
"Правда": опубликовано на 12-й день после ареста Савинкова
Борис Савинков родился в семье, оказавшейся даже более революционной, чем Ульяновы. Отца, служившего товарищем прокурора окружного военного суда, отправили в отставку за либерализм. Старший брат, Александр, наложил на себя руки в ссылке. С революционным движением были связаны и сестры София, Вера.
Уже студентом Борис принял участие в антиправительственных выступлениях – отчислен с "волчьим билетом". В 22 года он пропагандист петербургского отделения "Союза борьбы за освобождение рабочего класса", основанного Лениным. Но в отличие от Ильича, считавшего индивидуальный террор неэффективным, именно в терроре Савинков видит главный метод, потому вступает в партию социалистов-революционеров (эсеры). Его друг Ваня Каляев убежден: "Социал-революционер без бомбы — уже не социал-революционер". Савинков становится членом "Боевой Организации" (БО) эсеров — самой мощной террористической группы дореволюционной России.
Из последнего слова Савинкова, произнесенного в суде 29 августа 1924 года:
"…Я помню летнее утро. Петроград. Измайловский проспект. Пыльные камни. На мостовой распростёртый Сазонов, раненый, со струйкой крови. И я стоял над ним. Рядом разбитая карета Плеве, и пристав с дрожащей челюстью подходит ко мне, а у меня в руках револьвер. И помню я Москву и Кремль. Была зима. Шёл снег! Я целую в губы Каляева, а через минуту раздаётся взрыв, и великий князь Сергей убит…".
На Лубянке Савинков написал обличительные рассказы о русской эмиграции и об эсерах, но затем книга попала в список запрещенных с формулировкой "Автор — враг народа"
В 1906 году Савинкова арестовали за подготовку убийства командующего Черноморским флотом адмирала Чухнина. Ему выносят смертный приговор, но лихому террористу удается бежать при помощи сочувствующего надзирателя. После разоблачения его шефа Азефа — как провокатора — Савинков возглавляет БО, авторитет которой теперь серьезно подорван. Тогда же он пробует себя в литературе: под псевдонимом "Ропшин" выпускает шокирующие "Воспоминания террориста", а позднее роман с автобиографическими мотивами "Конь бледный", посвященный убийству московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Успевший ознакомиться с романом Лев Толстой будет краток: "Положительно для сумасшедших".
Рассказывает Гэри Сол Морсон (американский славист): "Карьера Савинкова отражает динамику большинства, если не всех, революционных движений. Поначалу целью является социальная справедливость, которая должна быть достигнута революцией. Вскоре целью становится сама революция, которая, в свою очередь, требует террора. Наконец, целью становится сам террор. Всякий раз, когда достаточным основанием позиции является ее более радикальный характер, и всякий раз, когда компромисс предполагает трусость или сговор, переход к еще большему ужасу становится непреодолимо манящим." (ист. The Weekly Standard (США), 2018).
Реанимировать БО Савинкову так и не удалось. С 1911 года он живет в Европе. Грядет Первая мировая, и он становится фронтовым корреспондентом, работая на французскую прессу. Но не угомонился.
Савинков (1879-1925). Организатор самых резонансных покушений БО: на министра внутренних дел Плеве, великого князя Сергея Александровича, генерал-адъютанта Дубасова, министра внутренних дел Дурново, премьер-министра Столыпина, император Николая II и т.д.
Так же, как и Ленин, после февраля 1917-го Савинков возвращается в Россию. Цитата: "…Как только пришли первые вести о революции, я приехал в Россию, ничего о ней не зная. Боевая организация и эмигрантская жизнь — вот весь мой опыт". Тем не менее, Савинков развивает необычайно бурную деятельность. Будучи сторонником войны до победного конца, он назначается комиссаром 7-й армии, далее — комиссаром Юго-Западного фронта, управляющим военным и морским министерством. Савинков применяет жесткие меры по восстановлению дисциплины на фронте и преодолению анархии в тылу, активно поддерживает контрреволюционное военное выступление генерала Корнилова, а после его провала разрывает отношения с эсерами.
Октябрь 1917-го делает Савинкова одним из самых непримиримых врагов большевиков. Отныне он участник Белого движения, "проделавший", с его слов, "весь опыт гражданской войны от первого боя, под Гатчиной, до последнего". Савинков был зачинщиком вооруженных мятежей в Ярославле, Муроме и Рыбинске, принимал участие в походе на Петроград вместе с генералом Красновым, участвовал в создании Добровольческой армии на Дону…
С 1919 года — он снова в эмиграции. По поручению адмирала Колчака в качестве руководителя "Национального союза защиты Родины и свободы" Савинков представляет в Европе белую, антибольшевистскую Россию и ведет переговоры о помощи с представителями Антанты.
Из протокола суда:
"Председатель: Из ваших объяснений для меня неясно, из каких соображений англичане и французы давали эти самые штаны, сапоги, патроны, пулеметы и т. д.?
Савинков: Официальные соображения их были, конечно, весьма благородны <…> Официальная болтовня, которой никто не верил. А то, что под этим скрывалось, следующее: как минимум, вот нефть — чрезвычайно желательная вещь; а как максимум — ну, что же, русские подерутся между собою, тем лучше, — чем меньше русских останется, тем слабее будет Россия. Пускай красные дерутся с белыми возможно дольше, — страна будет возможно больше ослаблена, и когда страна будет окончательно ослаблена и обойтись без нас не будет в силах, тогда мы придем и распорядимся. Поэтому на ваш вопрос я ответил, что в их интересах было, чтобы Россия была истощена возможно больше, и чтобы могли сделать из России свою колонию. Никаких благородных целей я там не вижу".
Очень точно. Ничего не напоминает?
Плакат "Эй, не верь ему", посвященный Кронштадтскому восстанию. Из серии "Окна РОСТа". Текст – В. Маяковский
Исполняя неофициальную дипломатическую миссию на Западе, Савинков параллельно занимался более привычным для него делом: подготовкой терактов против советских руководителей, обучением и снаряжением банд, производящих пограничные налеты, грабежи, а также боевые вылазки на территорию РСФСР. В частности, он пытается организовать несколько покушений на представителей советского правительства за границей. В Берлине — на наркома иностранных дел Чичерина.
Как раз в это самое время в Москве Контрразведывательный отдел ГПУ при НКВД готовит многоходовую секретную операцию под кодовым названием "Синдикат-2". Ее главная задача — арест. С этой целью чекистами была создана легендированная организация "Либеральные демократы" (ЛД), якобы ищущая связей со знаменитым террористом. В течение почти двух лет в Париж неоднократно наведывались эмиссары ЛД, в свою очередь в Москве и Минске чекисты, работая под заговорщиков, принимали гостей от Савинкова. Была проделана колоссальная оперативная работа с тем, чтобы он поверил — им нужен вождь.
Газета "Звезда" (Минск) от 11 сентября 1924 г.: "С разрешения польского правительства Борис Савинков прибыл из Парижа в Варшаву 12 августа, откуда направился в Советскую Россию. Савинков хотел на месте ознакомиться с проводившейся членами его организации контрреволюционной шпионской работой. При полном содействии польских военных властей и полиции Савинков в ночь на 16 августа был переправлен через советско-польскую границу и в сопровождении членов своей контрреволюционной организации прибыл в Минск".
На самом деле чекисты вели Савинкова и его спутников уже с польской стороны. 15 августа, несколько изменив внешность, с паспортом на имя "Степанова" Савинкова встретили чекисты и препроводили на конспиративную квартиру.
Из дневника Любови Дикгоф-Деренталь, любовницы Савинкова:
"— Ни с места! Вы арестованы.
Входят несколько человек. Они направляют револьверы и карабины на нас. Впереди — военный, похожий на корсиканского бандита: черная борода, сверкающие черные глаза и два огромных маузера в руках. Первые слова произносит Савинков: "Чисто сделано... Разрешите продолжить завтрак?".
Савинков (крайний слева) дает показания в советском суде. Фото из журнала "Огонек", №38(77) 1924 г.
В Москве, на Лубянке с Савинковым обходились, как с писаной торбой. Мало того, что его поместили в тюремную камеру, оборудованную как люксовый номер гостиницы, так еще и подселили туда его возлюбленную. Ему устраивали экскурсии по Москве, знакомили его с жизнью советских людей, давали понять, что хотя сейчас он безусловный враг, однако былые заслуги в борьбе с царизмом не забыты. Это произвело на Савинкова мощное впечатление.
Из последнего слова Савинкова:
"Я жизнью не дорожу и смерти не боюсь. Вы видели, что на следствии я не старался ни в какой степени уменьшить свою ответственность или возложить её на кого бы то ни было другого. Нет. Я глубоко осознал и глубоко сознаю огромную меру моей невольной вины перед русским народом …".
"Правда" от 30 августа 1924 г.
И публично обратился к соратникам с призывом прекратить борьбу: "Всякая борьба против Советской власти не только бесплодна, но и вредна". Для начала его приговорили к расстрелу, но затем заменили на 10 лет. И вновь он выезжал с охраной в сады и парки, бывал в ресторанах, занимался литературным творчеством. Но.
Вечером 7 мая 1925 года, вернувшись с прогулки, Савинков выбросился из окна пятого этажа главного здания ГПУ на Лубянке. Что это было: ликвидация мавра, сделавшего свое дело или псих — остается загадкой. Место захоронения Савинкова неизвестно.
"Где-то вдали ледяная высь. …Но, чтобы жить, как нужны не гнев и не меч…", — Борис Савинков, "Конь бледный".