Время разбрасывать опыт. Однажды мой друг Константинов спас меня от заражения. Нам было жутковато и смешно. Запоминайте рецепт.

Страшно сказать, случилось это чуть ли не 40 лет назад. В 1982 году. Меня и Андрея Баконина, которого все сегодня знают как Константинова, Восточный факультет Ленинградского университета отправил в Коми АССР готовить общагу к приезду стройотряда с предсказуемым названием "Ориент". Часть выданных нам денег мы пробухали по пути, так что пришлось шабашить, чтобы не прослыть уродами.

Мы нанялись на бетономешалку. Кидай в нее цемент и воду, пока крутится, тащи новый цемент и воду, выливай в поддоны, на носилках таскай к фундаменту. И так с утра, и пока строителям не надоест. А что делать-то? Гусарить в поезде не надо было с девками под гитару.  

Где-то я наступил на гвоздь. Хорошо так он вошел через резиновый сапог. Ногу с него стянул и вперед. На следующий день картина была другая: мы в одних семейных трусах и сапогах месим серую гущу. Над нами не солнышко, а солнце. Вплотную. А вокруг, в общем-то, тайга. Конец географии. Но интересно.

Что-то мне помутнело. Думаю перегрелся. Пошатнуло и память открылась, когда Андрюхино пыльное лицо склонилось над моей грязной физиономией. Первое, что я услышал: "Ты чего?!". Ощупывая меня не нежно, он увидел, что до колена моя правая нога вспухла и как-то нехорошо покраснела.

- Это заражение крови после гвоздя, - правильно диагностировал кореш. Поднял меня, в прямом смысле взвалил на себя и понес. Умело так понес мою тушу в 90 кг. Он же самбист. На фронте мне пришлось бы ему сказать: "Брось, со мной не дойдешь".

Засунув меня в самосвал к самосвальщику, рванули в медпункт. Тут молодежи надо кое-что объяснить.

Коми – это край лагерей. Да-да, с тех еще времен. Поселок наш представлял из себя деревню, где вечно жила охрана, ссыльные. В поселке было три главных достопримечательности: лагпункт, он же вольный штаб, медпункт и магазин с хлебом, конфетами-подушечками, водкой и консервированным рыбным паштетом.

Затащив меня в медпункт, мы плюхнулись на черный лежак. Перед нами сидел врач с умным лицом, побритый, в белом халате. Его возраст и глаза выдавали в нем очень видавшего виды человека. С таким на подводной лодке тонуть не страшно. Я что-то объяснил про заражение своей ноги, даже произнес слово гангрена.

- Сапог снимай, - спокойно сказал врач.

Я стянул и выставил вперед грязную стопу своей ноги. Она более походила на подошву от кеда. На ней белую кожу различить нельзя уже было.

- Йодом мазал? - поинтересовался врач.

В этот момент и я, и Андрей одновременно поняли: все - умру, все - умрет. Не сказав в ответ ни слова, Андрей дернул меня на выход. У водилы мы спросили, сколько километров до Ухты.

- Тут рядом, километров триста, но сегодня никто не повезет, - отмахнулся шоферюга. Мы начали доказывать и показывать гангрену.

- Да, ладно. Вот недавно белорус один палец на ноге себе топором отрубил, так водкой залили, забинтовали и уже вкалывает, - наморщился самосвальщик, явно укоряя нас – маменькиных сынков. Как говорится, ух ты.

Андрей зло думал, что делать. Через минуту он вскликнул: "Понял!". Убежал обратно в медпункт, а вернулся оттуда с картонной коробкой, куда можно было запихнуть башмаки советской фабрики "Скороход".

- Это что? – обреченно спросил я.

- Там, где я, там победа, - воодушевленно ответил Андрей и мы доковыляли до барака, где харчевались.

Внутри он быстро раскопал маленький алюминиевый тазик, налил в него воды из рукомойника. Из непонятной мне коробки достал стеклянный шприц какого-то гигантского размера и бережно опустил его в тазик. Лицо его сияло, как у кота, который приступал к рыбе.

- Такой шприц я видел в "Кавказской пленнице", когда Шурик колол Моргунова, - засомневался я.

- Моргунова колол не Шурик, но я вспомнил другой фильм, - отмахнулся Баконин и в этот момент доказал, что он будущий всем известный писатель Константинов. Другое дело, что это моя мысль сегодняшняя.

- Я смотрел кино по телеку. Там несколько серий было. Кино про врачей, которые изобрели пенициллин. Помню там профессор, когда открыл пенициллин, утверждал, что он против чего угодно, даже против чумы лечит, - когда Андрей это мне пересказывал, он ловко откупоривал какие-то коробочки, вынимая здоровенные ампулы с порошком и прозрачной жидкостью.

- Еще какими-нибудь медицинскими познаниями обладаешь?

- А зачем? Главное – пенициллин. Колоть будем тебе в жопу! – утвердил он схему моего спасения.

Может, конечно, это слово не принято сегодня употреблять в журналистике, но, если бы я вам написал, что Андрей сказал "попа", вы вряд ли поверили.

Андрей был в ударе. Он спасал друга. Он был единственный на планете Земля, кто мог. Мы об этом тогда не разговаривали, но это, буквально, струилось из него. Мессия, да и только.

Когда шприц прокипятился, а в него Андрей набрал разведенный порошок и дистиллированную воду, он задумался.

- Зараза, не помню, в кино еще этот профессор что-то говорил про дозы. Мол, надо сначала малую дозу, потом побольше и так далее. Или, наоборот. Он еще на кафедре стоял, а перед ним врачи сидели. А среди врачей…

- Это вся информация? – перебил я.

Андрей меня не слушал. Он был поглощен воспоминаниями о науке.

- Значит, так: сначала небольшая доза и пойдем по увеличению.

Я лег на раскладушку задницей в потолок.  

В этот момент к нам заглянул Игорь. Это был освободившийся на поселение жулик из Сочи. Мы с ним пару раз выпивали. Веселейший персонаж. Когда его последний раз менты брали в кабаке, он запрыгнул на стол и начал петь гимн Советского Союза. Да, припевал: "Не посмеете!".  

Увидев мизансцену, прожженный Игорь заржал и прямо так нам и заявил: "Пацаны, нездоровая канитель у вас!".

Пришлось и ему растолковывать. А у Игорюхи, как всегда, был с собой самогон. Он его по дешевке брал у местной бабки Эгле. Она была из Литвы, как сама говорила, ее сюда сослали за помощь партизанам в 1954 году. Звали же ее здесь – Элла. Еще она торговала колдовскими травами.

Игорь набрал в рот самогон, и прыснул мне на голый зад. Настроение у него повысилось. Наше тоже. С прибауткой "Тяжело в учении – легко в гробу", Андрей меня ткнул первый раз. Куда-то попал, в нерв что ли. Я ему все сказал, что думаю. Печатать это не могу. Он мне ответил тем же, добавив, что я неблагодарная свинья. А вот это цитата.  

После непродолжительный перепалки, Андрей и Игорек решили, что следующая инъекция должна быть через полчаса. Основанием служил их здравый смысл, мол, пенициллин же на войне применялся, значит, долго тянуть было некогда. Я был вынужден слушать этот бред. Теперь колол уже Игорь. У него получилось нежнее, так как раньше он колол себе в вены.

- Если помрет, не говори, что я помогал, а то новый срок пришьют, - предупредил Игорь. Андрей дал слово. Им стало еще веселее. Они налили себе по стопарику самогона, мне же обосновали, что лекарство и алкоголь несовместимы.

Через пару часов пенициллин кончился. Самогон у них кончился позже.  

- Лучше стало? – спросил меня Андрей.

- Конечно, теперь думаю только об одном месте.

Мне реально было больно. Грамм триста всадили же. Утром я проснулся одухотворенный, потому как понял, что проснулся. Андрей заявил, что один он на бетономешалке не сдюжит, и я поплелся с ним и с совковой лопатой.

Дальше, как в классическом триллере: если вы читаете эти строчки, значит, я остался жив. Комментарии профессиональных вирусологов – излишни. Есть факт, основанный на личном опыте.

Евгений Вышенков,
47news