Ленинградский дворник обидел словом мальчишку-еврея, был арестован и пропал во время печально знаменитого этапа по Ладоге. От 47news: как кампании по борьбе перемалывают людей.
Последний лагерный этап в 2500 человек отправили из Ленинграда 8 октября 1941 года. Город как бы освобождался от потенциальной пятой колонны. Кроме уголовников – 140 пленных немцев и 212 политических. Среди них и 65-летний беспартийный, малограмотный дворник Андрей Кузьмин. Судя по фото, был стариком кряжистым, угрюмым. Эдакий старорежимный, давно канувший в лету канонический тип.
Взяли дворника 5 сентября, за три дня до начала блокады. За ним пришли в дом №14, Б, по Кузнечному переулку. На картонной корке "Личного дела заключенного" следователь Коган близким к каллиграфическому почерком заполняет графу "начато". Обвинение по статье 59-7 — "Пропаганда или агитация, направленная к возбуждению национальной или религиозной вражды". Сегодня это 282-ая УК РФ, максимум до шести. Тогда – до вышки.
Андрей Кузьмин
Дело родили на волне развернувшейся в первые военные месяцы кампанейщины по борьбе с антисемитизмом в городе Ленина. Уже 20 августа на заседании партактива товарищ Жданов заявил: "Это конек врага: бей жидов, спасай Россию! Бей евреев и коммунистов!" С начала сентября в "Ленинградской правде" регулярно выходят публикации, призывающие вести нещадную борьбу против "этих агентов фашизма". Тут-то очень кстати и подвернулся Кузьмин.
Следствие было недолгим: уже 10 сентября тройка НКВД приговорила: "… Кузьмин в период июня - августа 1941 года дважды высказывал антисемитские фразы, направленные на возбуждение национальной розни. Первый раз - это имело место 23 июня 1941 г., когда Кузьмин в присутствии свидет. т. Берсон возводил клевету на евреев … Второй раз в августе мес. 1941 г. Кузьмин по адресу 11-летнего мальчика-еврея Лейбович также высказал антисемитскую фразу".
Две фразы потянули на пять лет лагерей. У 65-летнего Кузьмина был обнаружен миокардит, что не помешало вынести - "к этапу годен". Дополнив его комментарием "поливакцина привита". Дескать, всё, чем могли.
9 октября ленинградские заключенные были доставлены в порт Морье и погружены на озерный лихтер для перевозки через Ладогу к ж/д станции Званка. Во время авианалета баржа была просто-напросто брошена буксиром. В течение нескольких дней ее мотало по Ладоге. По свидетельству очевидцев, тех, кто в отчаянии пытался выбраться наружу, конвой расстреливал. А в трюме свирепствовали уголовники.
"На третьи сутки подошел буксир, но во время бомбежки он бросил баржу посредине озера и вернулся в порт. Заключенные вместе с охраной оказались брошенными на произвол судьбы без достаточного запаса хлеба и воды. Все это время, когда баржа двое суток стояла у берега в ожидании буксира, заключенных в общем отсеке не кормили и почти не поили. Поскольку было уже начало ленинградской блокады, конвой весь хлеб забирал себе. На озере баржа дрейфовала еще трое суток, пока подошел буксир и довел ее до Волховстроя" (источник – В.В. Косарев "Физтех, Гулаг и обратно: белые пятна из истории ленинградского Физтеха", стр. 149).
Часть трупов была выброшена за борт еще на Ладоге, другие тела перегружены на речную баржу и закопаны в общей яме на берегу реки Сясь. Из рассказа коренной жительницы деревни Судемье, записанного нами с ее слов в 2006 году:
"Село тогда больше было, дворов пятнадцать. Это сейчас несколько домов, и те куплены дачниками, на зиму я совсем одна остаюсь. Мертвых заключенных на барже привезли в начале войны, мне тогда девять лет было. Барж две было – большая и поменьше, с таким странным вырезом. (По одной из версий, в борту сделали дыру для того, чтобы удобнее было перетаскивать трупы – ред.). Давно мертвые они были. Говорят, сильно разложились уже. Их же в Ладоге на сколько-то там времени бросили. Когда их закапывали, все оцепили, мой родственник тоже охранял. Нам туда строго-настрого запретили бегать, и мы слушались. Через несколько дней ходили, но уже ничего такого не увидели. Только баржа пустая стояла. Полезное там всякое было – бушлаты разные, их взрослые по домам разобрали. Вскоре нас увезли в эвакуацию, а когда мы вернулись, баржи уже не было... А потом в реке ж уровень воды меняется, кости-то и повымывало. Ноги, руки, черепа – где чье, не разобрать. Тогда решили их перезахоронить, всего шесть гробов было. И тогда же поставили крест. Лет десять назад это было. Или больше..." (Записала Евгения Цинклер)
С этапа до Томска добрались 1750 человек. Канцелярская машина НКВД сработала без сбоев: тюремные дела двух с половиной тысяч заключенных доставили благополучно. Соответственно, почти в 750-ти из них появилась стандартная казенная справка, датированная ноябрем 1941 года и подписанная начальником Томской тюрьмы № 3: "В порядке эвакуации от военного конвоя из города Ленинграда в тюрьму №3 г. Томска поступил этап заключенных и с ними личные тюремные дела, среди которых было сдано дело заключенного <….>. Однако заключенный <…> в тюрьму доставлен не был; что с ним произошло в пути следования, для тюрьмы неизвестно, и никаких данных о нем конвоем не передано".
15 ноября 1941 года личное дело заключенного Кузьмина А.В. сдано в архив.
Игорь Шушарин для 47news
Впервые эта тема всплыла в печати в разгар перестройки. Затем появилась публикация Павла Мелентьева - одного из выживших на барже заключенных - "Еще трюм" (Литератор, 24 августа 1990). Эта и другие статьи были использованы в монографии Косарева "Физтех, Гулаг и обратно: белые пятна из истории ленинградского Физтеха". Автор монографии всерьез заинтересовался историей, поскольку одним из заключенных, перевозимых на барже, был известный физик, директор ленинградской научно-исследовательской лаборатории материалов Александр Вальтер. Так уж сложилось, что последние дни жизни этого ученого с мировым именем во многом повторили судьбу его малограмотного земляка. Вальтер был арестован за день до Кузьмина как человек немецкой национальности и обвинен в шпионаже. Обстоятельства его смерти на барже также неизвестны.