47news проведал 100-летнюю женщину-ветерана Ленобласти. Она постоянно смотрит ТВ, но не может понять, кто с кем воюет. Но знает, кого надо любить.
Ветеран Великой Отечественной Александра Ефимовна живет в селе Шум в старом доме без горячей воды. Окруженная полисадниками двухэтажка, в подъезде чисто и просто покрашено. Из четырех квартир на площадке закрыта только одна, остальные светят проемами. "Мы так проветриваем", - объяснила мне, удивленному горожанину, ее дочь, пенсионерка Галина Петровна.
Квартира словно застыла с советских времен, из современного только евроокно и большой телевизор. На всех свободных стенах - ковры, куда присесть - неубиваемые диваны с деревянными подлокотниками, есть и сервант с хрусталем, и штора вместо двери между смежными комнатами. У трюмо - потрясающие огромные часы, из тех, что должны быть с боем и гирьками.
- Почти все это мама перевезла из родного Маслово (Ярославская область). Часы эти - бывшие церковные, тоже оттуда. Только они давно уж пустые, без маятника. Циферблат другой вставили, на батарейках, - показывает сын Владимир Петрович.
Александра Ефимовна сидя прислушивается к разговору. Маленькая, седая, сухая, а глаза зоркие, ясные. Стоять ей трудно, ходить - тем более. Главный недуг - ветеран почти ничего не слышит. Процесс запустила контузия с войны, остатки слуха добил коронавирус.
- Как вы травму получили? - несколько раз я почти кричу в ухо.
- Да я уж забыла. Вроде контузило. А вот как бандеровцы меня машиной подавили, помню, - улыбнулась морщинами.
В 1942 году 18-летнюю Александру отправили служить в женский 40-й зенитный полк. Куда - уже не помнит, как и все перемещения недалеко от линии фронта. Сначала была оператором - "слухачем": на слух распознавала шум двигателей и направление вражеских самолетов. "Тогда-то я, - говорит - отлично слышала". После контузии поставили оператором на прожекторы: теперь самолеты нужно было не слушать, а освещать для работы зенитчиков.
- Что самое страшное было?
- Когда стреляли с воздуха, а пост оставить нельзя, - сразу вспоминает Александра Ефимовна. - Но из нашего полка никто не погиб. А немца-то я вживую никогда и не видела.
Потом девушку поставили связистом-электриком - тянуть телефонные линии, двигаясь следом за фронтом. Во время очередного задания где-то на Украине полк столкнулся с бандеровцами. Александру подавило военной машиной. Говорит, очнулась в больнице с разбитой головой, переломами, к ногам привязаны гири. С тех пор в голове ощущение, "как будто стекляшки".
- Что сейчас на Украине, знаете?
- Да она только новости и смотрит - "1 канал" и "Россия-24", до позднего вечера. Выступления президента не пропускает, - заволновалась дочь.
- Обстановка такая, переживаю, - закивала Александра Ефимовна. - Даже давление поднимается. Только не пойму, кто с кем воюет.
- А что недавно в России было, знаете? Как на Москву шли? - спросил 47news про марш "Вагнера".
- Смотрела. Кто на кого напал, не разберу. Только и думала, не дай бог опять война.
После травмы ее комиссовали как непригодную для службы. Та война закончилась для нее в конце 1944-го. Вернулась в родное Маслово, влюбилась: до призыва-то, говорит, не успела. В 1956 году с детьми и мужем переселилась в Шум Ленобласти, работать в совхозе "Заря коммунизма". Говорит, эти края ей больше понравились: развитое хозяйство, хорошие дороги, Ленинград рядом - туда потом часто ездили в музеи. Так и остались: после совхоза работала бухгалтером, продавцом, кладовщиком. Потом почти до 70 лет стояла на пропускном пункте охраны у Финляндского вокзала.
- Крепкая она у нас, все дома не сиделось. И с нас ведь требует, чтобы порядок был, чтобы все при делах. До ковида (переболела два года назад) и в баню сама ходила, и даже на огород к нам с проверками, - смеется Владимир Петрович.
- Теперь не выходит? - вспомнил автор высокие деревянные ступени в подъезде.
- Выводим иногда подышать, с палками может немного. Наверное, надо коляску бы ей инвалидную, чтоб на подольше и дальше. Характер у нее такой, общение нужно, движение.
Вместе смотрим фотоальбом с пожелтевшими фотографиями. Александру Ефимовну, сейчас такую ясную, постоянно с улыбкой, на них не узнать - строгое острое лицо, сжатые губы, ни на одной - ни тени улыбки. Вот с первым мужем - тоже военным, был четыре года в плену, вот со вторым - тот воевал на Пулковских высотах. Обоих уже давно нет.
- Кого больше любили? – по-женски спросила я.
- Обоих любила. Мужей всех надо любить, как президентов, - ответила она.
- А кто из руководителей страны вам больше нравится?
- С Путиным страна хорошо стала жить. Он каждый год меня поздравляет открытками. А Сталин дал приказ призывать на службу всех девушек с 18 лет, - кажется, задумалась Александра Ефимовна.
- Да ведь тяжелая военная обстановка была, ты говорила. Даже подростки на фронт сбегали, - вмешалась Галина Петровна.
- Да ... Надо защищать страну. И Путин теперь зовет, а я уже помочь не могу.
Через 8 месяцев, 29 февраля, ей будет 100 лет - она в этом не сомневается. Говорит, с рождения предрекали, что век проживет, как дед Иван Персеевич. "Я потому и живу так долго, что родилась в високосный год, и день рожденья у меня только раз в четыре года. Да и на здоровье не жалуюсь", - улыбается десятками морщин долгожительница.
Александра Ефимовна вообще упорно не жалуется ни на что. На мои вопросы, чем помочь, чего не хватает, все кивает, что ничего ей не надо. В мае каждый год ее поздравляют с Победой "разные важные люди" и о нуждах спрашивают, мол, заботятся. Последний раз микроволновку подарили. Сейчас прокурор района содействует, чтобы по квоте дали слуховой аппарат. Тоже приходил в гости.
- Вообще-то, в этом году про нее забыли, - говорит дочь. - Брат сходил в администрацию, сказал: "Как же так?". Через несколько дней сначала пришли, заборчик у подъезда подправили, дорожку залили, но она не успела просохнуть. Делегаты по досточкам прыгали, но вы это не пишите, а то подумают, что мы жалуемся, у нас тут все хорошо на самом деле.
Под конец встречи попросила сфотографировать Александру Ефимовну с медалями и орденами. Думала, сделаю снимки на том же диване, но, надев пиджак, ветеран сразу встает. Без палки, сгорбленная, сразу распрямляется. Цепляясь за стул, за дочь, идет к другой стене. Несколько шагов - лицо сразу изможденное.
- Садитесь, садитесь, - прошу со стыдом.
Но ветерану подали трость. Монументально встала, как смогла, расправила плечи, только дрожит от нагрузки опорная рука.
- Мам, улыбнись, ну что ты, - подсказывает дочь.
В объективе - суровое лицо, как с фотографий в альбоме. Взгляд пронзает холодом.
На меня смотрит человек, которому 100 лет.