В этой деревне плавали на лодках на работу, в школу и просто за хлебушком. Теперь их отлавливают погранцы. Это для них - дорога жизни, а для закона – навигация. Но к губернатору с письмом – не повредит.
Деревня Саркюля Кингисеппского района – в двух километрах от границы с Эстонией. В переводе с эстонского – "островная деревня". "Яндекс карты" покажут вам, что туда есть дорога, но вы им не верьте. Дороги нет – сгинете в лесу с волками, медведями и пограничниками. Из года в год жители выбираются оттуда на лодках до соседней деревни Венекюля и дальше по делам. Кто на машинах, кто пехом. Так же и в школу. А в этом году пограничники переправу по воде запретили. Журналист 47news отправился на остров и узнал, как там умудряются быть счастливыми.
Нарушители XXI века
Утром на берегу Россони в деревне Венекюля пусто и тихо. Спящая гладь реки. Вдруг откуда-то сбоку отделяется фигура в камуфляже и надвигается в мою сторону. Тут же рев мотора, из деревни вылетает квадроцикл – и тоже ко мне. Река оживает лодками, на весла энергично налегают мужчины. И вот они уже выпрыгивают на сушу по мою душу – пятеро человек. Так я едва припарковалась, а берег ожил.
Этот берег для жителей – как пассажирско-торговый порт и единственная связь с миром, до которого по реке метров 200. Сюда приезжает "скорая", если кому-то в Саркюле плохо, а дальше либо фельдшеров сплавляют на лодках к больному, либо больного к ним. По реке переправляли гроб с покойником, когда у старосты умер отец. Так же едут на почту, если так можно назвать большой деревянный ящик у дороги, с надписью "Почта России".
Отсюда же в Саркюлю по реке везут продукты для всей деревни, ведь магазинов там нет, в прошлом году умудрились лодками переправить полторы тонны цемента для стройки, потому что и доставки там нет как явления. И мусорных контейнеров нет – отходы вывозят сами на лодках. XXI век. Вернее, уже 75-ть до XXII-го осталось.
Все это разом схлопнулось 15 ноября, когда закрыли сезон навигации. Казалось бы, обычная ежегодная история, но Саркюлю раньше как-то не трогали. А в этом году, говорят, к ним на остров приехал "старший лейтенант" и сказал, мол, решайте, как хотите, но на воду больше нельзя.
- То есть находясь сейчас здесь, мы уже нарушили. Сейчас должны приехать пограничники. Они видят нас, вон камеры, просто не хотят комментарии давать, - говорит староста Саркюли Максим Варуль. Он крепкий, высокий, самый молодой здесь – всего 47. Это его двое школьников каждое утро плывут на лодке до машины, чтобы потом отмахать 50 километров в Кингисепп. На машине везет мать, на лодке – отец.
Когда встает некрепкий лед, Варуль выходит из дома заранее, чтобы пробить его пешней – специальным рыбацким ломом. "Там такой крюк на конце, ты вбиваешь его в лед, подтаскиваешь лодку и начинаешь раскачивать. Под тяжестью лед ломается. Потом обратно, беру детей и переплываем. И так каждый день, пока не будет толстого льда. Это минус 10, которые простоят 3-4 дня", - рассказывает Варуль. А потом и покажет. Вот и ответ, откуда такие плечи.
Каждый выход на воду саркюльцы должны согласовывать по телефону с погранслужбой, но обычно этого не делают. Потому что их мало, и все их тут знают. Официально прописано пятеро, постоянно проживает около 20-ти человек. С берега Венекюли на реку и Саркюлю смотрят два глазка камер "погранцов", хоть согласовывай, хоть нет, все равно увидят. Дальше Россонь впадает в Нарву, а там и Эстония. Эстонская вышка поднимается над лесом, саркюльцы ее видят, и сами как на ладони у тех пограничников, и этих.
- Варуль, Саркюля, хочу переправиться в деревню Венекюля, - звонит Варуль при мне на громкой связи, стоя уже в Венекюле. Чтобы показать, как положено.
- Выход на воду запрещен постановлением губернатора. Если переправитесь, будете привлечены к административной ответственности по статье 18.3 части первой, - отвечает, как положено, кто-то со стороны "погранцов". И потом уже добавляет от себя, человеческое: "Выйти, к сожалению, нельзя".
Эта статья – за нарушение погранрежима, штраф для граждан от 500 до 1000 рублей, разрешает конфискацию лодки. По словам жителей, пока пограничники обходятся предупреждениями на бланке. Если дойдет до штрафов, их выписывают в Усть-Луге: туда довезут под белые рученьки, а обратно уже как-то сам. Если накопишь штрафов, даже оплаченных, могут отказать в выдаче пропуска, который тут у всех из-за особенностей территории. Но до такого тоже не доходило.
Абориген-Чупин, он же спаситель
- Что же вас не оштрафовали? - удивляюсь незаконной, получается, делегации с веслами.
- Я звонил им, говорил, что приедет журналист. Мне ответили, это чистой воды провокация, от пограничной службы не будет никого, - отвечает важный человек в камуфляже, в руках у него туристическая пенка с ручкой, чтобы не мерзнуть, если где-то придется присесть. И он ей активно жестикулирует. Благодаря ему, значит, меня не остановили пограничники на этой холодной реке, когда и меня переправили.
Это 63-летний Андрей Чупин, местный абориген (и сам так себя называет) – единственный из ныне живущих в Саркюле, кто там родился и вырос. Помнит, как зимой, бывало, переползали реку по льду на коленках. В его детстве по Россони еще ходил паром, сплавляли даже сельхозтехнику, но потом его выбросило штормом. С тех пор в каждом доме есть лодка. Но чтобы плыть не пускали, такое впервые.
Чупина здесь называют "днд-шник", потому что он состоит в местной добровольной дружине. Собственно, вся дружина – это он в одном лице. Преступности тут нет, местные даже машины не закрывают – и в самом деле, чего бояться в приграничной зоне на острове. Поэтому роль его в другом – помогать пограничникам. Он с ними в контакте с раннего детства. В прошлом году даже получил премию – 16 тысяч, купил себе форму. Сегодня, признается, надел ее для меня.
- Лучше меня эту местность никто не знает. А тут же всякие нарушители границы: украинцы, диверсанты, африканцы, - перечисляет именно в этом порядке. – Несколько случаев было. Недавно вот двое лодку надувную надули за гаражами и поплыли по Россони до границы. Я их заметил, Максим заметил, мы их не пустили на сайкульский берег. Потом узнали, что это у пограничников были учения.
Чупин – дружинник ответственный. Тоже повесил на главной улице в Саркюле видеокамеру. Там, где единственная достопримечательность деревни – мемориал в честь Игоря Северянина. Сюда бы рифму его – "Ананасы в шаманском – это пульс вечеров!… Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на марс!". Жители его ставили сами в том месте, где жил поэт, сейчас от того дома ничего не осталось.
- Вся деревня фашистами была сожжена, осталась только часовня – вон там стояла, и дом, где мои дед с бабкой жили. Они были эвакуированы на Иртыш, дед воевал в эстонском корпусе. А местные, которые остались, рассказывали, что немец довольно лояльно к ним относился. Пришли и сказали: убирайте все, забирайте вещи, скотину – и в лес, мы поджигать будем.
- Как же вышло, что только ваш дом устоял?
- А загорелся и потух. Один тоже загорелся, потух, а потом ветер подул, и он снова вспыхнул.
"Знаем, на что шли"
В наши дни здесь тоже горело – погиб дом 63-летнего Алексея Громацкого. Пока пожарные добрались через лес, спасать уже было нечего. Но ничего, постепенно отстроились. Сам он из Петербурга, а как вышел на пенсию, здесь постоянно с женой. "Тут 800 метров – и Нарвский залив, как в Репино и Комарово, только людей нет и ресторанов. Те же дюны, поющий песок. Кургальский заказник, нетронутая природа. Как приехали в гости в 2000-м, так и остались", - объясняет мне свой отрыв от цивилизации.
Лесная дорога – официально районная, километров 12. С трассы с асфальтом на нее ведет указатель "Саркюля", но по ней, кто знает, не поедет никто. На преодоление бездорожья уйдет часа два, и то на правильной машине: военные проезжают, потому что там же пост пограничников, пожарные вот продрались. В "скорой" уже знают – не едут. "Позвонишь им, скажешь "деревня Саркюля", они в ответ – "да вы что". У нас так Даня умер, скорая кое-как доехала, говорят, мы его по этой дороге не вывезем, перевозите на тот берег на лодке. А он через полчаса умер", - рассказывают жители.
И таких историй полно: у 73-летнего Николая Веретенникова несколько лет назад был инсульт. Скорая, говорят, не поехала, дотянули на волокуше по снегу до реки и дальше на лодке. Спасли. У Варуля прошлой зимой ребенок болел, вызвали врача. Тот побоялся по льду, пришлось укутать больного - и на ту сторону. Под лед местные тоже проваливались: в прошлом году, говорят, Петя чуть не утоп, кое-как вытащили. С тех пор без веревки не ходят. А как в их деревне купил участок военный хирург, довольно потирают руки – хоть какой-то свой врач.
- Для нас это привычно. Живя здесь, знаем, на что шли. Но сейчас, получается, даже на тот берег скорая к нам не может, потому что ни их к нам, ни нас к ним на лодке нельзя. Сейчас в деревне живет человек, который стоит на очереди на пересадку сердца после инфаркта. Вот что ему делать, - все больше удивляет Варуль.
- А на дорогу привозили два "КАМаза" щебня, когда уже осень началась и дождь проливной шел. Развели грязь, разворотили то, что еще оставалось, стало еще хуже, - вроде и негодует Громацкий, а все же посмеивается. Чиновники по их дороге даже после того "ремонта" не ездят, а, если что нужно в деревне, просят их встретить на лодках.
И все-таки к порядкам пограничников саркюльцы относятся с пониманием, не винят: закон есть закон, да и почти соседи.
- И ребята нас знают. Мы же местные – и они местные. Когда могут, закрывают глаза на наши нарушения. А почему так в этом году – так это ж военные, они не объясняют. Говорят, надо к губернатору выходить с письмом, чтобы для нас сделали исключение. А пока звонишь, говоришь, хлеба надо купить, дайте проплыть. Нельзя вам. Ладно, знакомый был парень, разрешил - рассуждает 65-летний Петр Жадейко. Это ему повезло, а на днях, говорят, у пограничников было начальство, так человек 5 часов на берегу сидел, не давали проплыть.
Жадейко здесь 25 лет, сам из Ивангорода. Помнит времена, когда тут не было ни военных, ни пограничников. "А что мне, на Невском вашем что ли сидеть", - усмехается моему вопросу, зачем так далеко забрался. В прошлом строитель, в Саркюле сам построил свой дом и еще один, гостевой, для дочери. У него пятеро внуков, на двери сарайки навинчены автомобильные номера: и наши, и эстонские. Собирал в разные годы следы тех, кто погряз на дороге до Саркюли.
Сейчас он боится, что запретят и по льду ходить: тоже ведь выход на воду. У него есть "ментовский уазик", но на лесной дороге он вязнет.
Вперед, на "Танке"
По той дороге едем на "Танке" Варуля, скорость 18 километров в час. Машина солидная, блестящая, черная, нашпигована электроникой и тут будто как-то не к месту. "У меня другая была, здесь разбил в прошлом году. Бампер оторвал. Пришлось вот брать эту. Жил бы в городе – никогда бы не взял, 13 литров кушает", - Варуль плавно покачивается за рулем, ровно тут машину не удержать. Вскоре от такой езды у меня начинается натурально морская болезнь.
С нами 73-летний Николай Веретенников: тот самый, кого с инсультом тягали на волокуше. Получается, что ни житель в Саркюле, то почти всегда пенсионер. Он мне рассказывает, что лес вокруг называют "бабка ежкин". Он черный, страшный, и волков встречали здесь, и медведей. В деревню хищник тоже выходит, поэтому собак там на ночь всегда забирают в дома.
- Я тут собрал опавшие яблоки два ведра, на компост положил. Утром прихожу – мать честная, все кадушки переломаны, и медведь все сожрал, зараза, два ведра слупил и не заметил. Ну ничего, это не они к нам, а мы к ним пришли, - щурится пенсионер под очками.
Смотреть тут особо нечего: едем от лужи до лужи, одна непомерней другой. На каждой Веретенников бодро выскакивает, несмотря на возраст, и меряет глубину первой подобранной палкой. Колеса-махины "Танка" проседают в воде. Если застрянешь, помощь сюда не позвать: толком нет связи. Бывало, и в деревне по 5 дней сидели без электричества и телефонов. После таких сбоев, говорят, их автоматом переключает на вышку Эстонии. Жена Веретенникова, Мария, дозвонилась на 112, а ей чистым русским языком объяснили, что попала она в Нарву. А потом еще за роуминг срезали. У Варуля так за сутки роутер 2700 рублей "нажег", потому что тоже зацепился к эстонцам.
Остров еще и топит, Россонь расходится в берегах, тогда вода у первых участков доходит до окон. Один год затопило даже зимой, на праздники, люди на лодках из домов выплывали. Потом приезжали отдохнуть, а на крыше машин – весла и лыжи.
- Вам тут не тоскливо? – по-женски спрашиваю Марию, единственную даму, которая мне попалась в Саркюле. Это я у Веретенниковых в гостях.
- Страшновато тут, особенно без медицины. А скучать некогда. Вяжу, штопаю, раскладываю семена – готовлю на посадку. Земля здесь плодородная. И гуляем обязательно. А встаем с утра, если снег выпадает, так с мужем в драку, кто будет чистить, - смеются оба, он – по-домашнему в полосатой тельняшке.
В ее хозяйстве, помимо всего прочего, три холодильника и морозильная камера отдельно. Без магазинов под рукой приходится запасаться и замораживать все, даже молоко с хлебом. Но как-то определили, что, если, где есть рай на земле, так это здесь. Деревня дружная, молчунов нет, любые сходы – все участвуют. В августе – день деревни, на улице накрывают столы, в Новый год Варуль одевается в Деда Мороза.
Так что, если б не дорога и не лодочный запрет пограничников, жить можно.